Валерий Можаев - Неоконченный портрет. Сборник рассказов

– Как не помнить, мы там, на Масленицу, все перекатались на санях.

– Хорошо живут. Он хоть и с седой бородой, но мужик крепкий, да мастер на все руки. Хоть столярничать. Хоть детей сделать. Твоя сестрица забрюхатели, скоро рожать будет.

– Слава Богу! А то все плакалась, – кто меня, рыжу корову, взамуж возьмет? Подишь-ты!

– Отвернись ты, покормлю Володьку! Настя ушла на кухню, подмыла грудь, сунула сосок ему в ротик, а тот всегда готов – начал активно сосать. Какое блаженство и ему, и ей, Настя вся зарделась… Вспомнила как это ж любил делать молодой Василий, как было приятно ей прикосновение его губ к груди и щекотание его мягких пушистых усов. Кровь прилила к лицу, к ушам. Неужто он сейчас совсем другой?

В бане он стеснялся ее, а она была удивлена, какой он крепкий, но весь исполосованный шрамами.

Совсем не тот, что был раньше; но каким он все равно был желанным. Как приятны его прикосновения, желанна его любовь.

Желанным стал и ребенок, второй сын, которого она понесла этой памятной ночью – после долгой разлуки с мужем.

Старшина Бобров

Третий день мела поземка, заметая траншеи и окопы. И что самое неприятное, с сильным морозом. Немцы присмирели, и им не очень-то хотелось вылазить на мороз. Замерзала трансмиссия, обмерзали конечности, руки, ноги, носы. Все примерзало к железу.

– Проклятые фрицы! Хоть бы вылезли! Не до хорошего – хоть бы погреться. Нет, ведь сидят подлые в землянках, греются. Не хотят воевать. Со скуки подохнешь с ними, – причитал старшина Бобров, грея руки о котелок с углями.

– Вот и я говорю, мой «Максим», когда в работе, греет очень хорошо. А так приходится подогревать воду для него своим телом, постоянно ношу 2 грелки на себе, не ровен час – замерзнет вода.

– А где ты их раздобыл-то?

– Где-где, в Караганде. В аптеке одной, еще при отступлении. Да, а «Максим» свой еще с границы на себе пру, как жеребец ногайский.

– Ну насчет жеребца, ты пожалуй, прав, ну ни одной юбки не пропустишь. Если б не эти бабы давно бы уже стал полковником.

– Не шуткуй так, они нынче под полковниками, как раз и предпочитают лежать. А с нашего брата взять нечего. Вот эти 2 грелки под полушубком нагреются, и когда прикемаришь, кажется что 2 подружки тёплые под боком.

– Немец, кажись, выдохся, скоро пойдем в наступление, вот тогда и погреемся, как следует.

– В наступление! По такому снегу много не набегаешься, разве что на броне проехаться, да за танки и спрятаться. А так ты – ходячая мишень на белом снегу…. Всё так и получилось – пехоту посадили на танки. Сидеть на броне в 30-градусный мороз – не очень приятная вещь. Подложить бы подушечку – ан нет. Промокшие рукавицы примерзали к броне. Ветер сек лица. У многих бойцов были сильные обморожения, но они их не замечали. Был всеобщий подъем – наконец наступление!

Достигнув вражеских позиций, пехота пошла в рукопашную. Фашисты оборонялись очень упорно – они умели это дело делать – воевать: и надо сказать, стояли насмерть. В ход шло любое оружие, ножи, саперные лопатки, приклады автоматов, штыки, а если надо, кулаки и даже зубы.

Здоровенный фашист повалил нашего старшину Боброва на бруствер и начал душить. Сереге Боброву никак не удавалось высвободить его руки. Тогда он ухватил его за мошонку и рванул со всей силы. Бугай взвыл и выпустил руки с горла, тогда старшина укусил его за нос и убил, победа оказалась за нами. Позднее этот эпизод снился Сергею Антиповичу долгими послевоенными ночами. Вновь и вновь его бросало в пот при побудке, и во рту было ощущение вкуса крови и соплей врага.

– Фу ты! Опять приснилась эта гадость.

Василию Григорьеву тоже часто снился сон, как в первом бою с фашистами погиб боец молодой. Во время бомбежки отлетела большая щепа от бревен барака, и на глазах просто разрезала надвое молоденького солдата – кровь, внутренние органы, грязь и эти глаза, еще живые (за что, Мама?).

Прошло множество боев, было много атак, но почему снился именно этот солдат? Чем объяснить – почему в наших мозгах, как на заигранной пластинке повторяется один и тот же мотив?

Заняли оборону противника. И сегодня полковника Григорьева почему-то не раздражали трупы, а была только радость от проведенной операции. Почему? Привычка к крови и от того равнодушие? Или просто душевная усталость. Да, шесть месяцев в постоянных боях. Вши, грязь, раны, огромные потери. Человек превратился в военную машину. А куда делось его сердце?

…Когда закончилась война, полковник Василий Григорьев, кавалер 5 орденов и множества медалей, будет направлен военкомом на родину. Сначала в село Частые, а затем в село Елово. В семье у них с Настей, к тому году станет уже трое детей. Время зря не теряли. «После каждого ранения – по сыну», – шутили их друзья. А на усладу позже народили и двух девиц, дочурок.