Алена Муравлянская - Страшненькие сказочки на ночь

В чемодан – старенькое крепдешиновое платье с вязанным воротничком, одного будет достаточно, еще, конечно, жемчужная нитка бус – вот удивятся все, когда будут ее искать, ведь жемчуг дорогой и старый, он даже занесен в какой-то важный каталог – редкая форма жемчужин и цвет – и Марта его так любит, что не планирует оставлять, хотя там можно обойтись без украшений, без дневника в тканевой обертке, где лица на выцветших фотографиях, без фарфоровой чайной пары – костяной фарфор, тончайший, с розами, без старенького шерстяного пледа, который согревал ее все эти годы, безо всего: когда она проснулась сегодня утром, она четко это поняла, но собирает вещи из какого-то внутреннего упрямства, «можно обойтись» – это ведь не значит, что нельзя брать с собой?

Марта захлопывает чемодан, достает документы – на квартиру, на дачный домик, на маленькие апартаменты в одном южном городе, это был их с мужем секрет, место, куда можно сбежать ото всех, вот сыновья-то удивятся, кладет их на видное место, чтобы не перерывали квартиру, а нашли сразу.

Проверяет ридикюль – денег на проезд хватает, обязательно монетками, как сказали во сне, смотрит в зеркало, припудривает щеки и идет кормить кошку. Кошка тоже старенькая, на пересчете с кошачьих лет на человечьи она даже старше, чем Марта, но вот взять ее с собой нельзя – во сне строго сказали, что нельзя, и Марта печалится, потому что точно знает – тоже из сна, ведь спросила в нем про это отдельно – что в суете кошка сбежит из дома, будет мыкаться по двору, а потом по улице, совсем домашняя, не приученная ловить мышей и есть из помоек, а когда грянут холода – совсем скоро, через месяц – то просто замерзнет под первым же выпавшим снегом, и Марте жаль ее до слез, но что тут поделаешь….Нельзя так нельзя. Наверное, у котов и людей совсем разные небеса, и от этого Марте нестерпимо грустно.

Марта наполняет миску до краев, проверяет, достаточно ли воды на те два дня, пока в квартиру не ворвутся обеспокоенные сыновья, гладит кошку по редкой шерстке, проверяет, выключен ли газ, гасит свет во всех комнатах и выходит.

Уже темно, но фонари еще светят – осенние улицы, листопад, красота, ветер играет с кронами, словно шепчет что-то Марте, но она пока этого не понимает, но улыбается ему и обещает обязательно полетать вместе с ним.

Проходит через парк – даже собачники уже разошлись по домам, поздно, идет на свет старого кривого фонаря и поднимается на старую трамвайную остановку. Когда-то здесь бегали трамваи – она помнит, как запускали эти маршруты, как молодые рабочие укладывали шпалы и шутили вслед молодой Марте – барышня, барышня, а пойдемте на танцы – а она напоказ хмурилась и грозила им пальцем, хотя губы сами расплывались в улыбке. Но прошли годы, и годы, и годы, и трамвайные маршруты один за другим отменили, и рельсы кое-где достали из земли, а где-то они поросли травой, а шпалы сгнили, так что если не знать, что здесь когда-то ходили яркие вагончики, то никогда не угадаешь, что бетонный остов – это бывшая остановка.

Марта ставит чемодан на пол, прижимает к груди ридикюль и смотрит в темноту.

Еще десять минут.

Она раньше думала – а что будет в эти десять минут? Кого она будет вспоминать? О чем жалеть? Но в голове ее словно играет ветер, и все, о чем она думает, так это о кошке, которая уютно спит в ее кресле, о тепле своего дома, о его вручную связанных ковриках, тарелках на стенах с рисунками других городов, все привезенные из путешествий, и улыбается – как хорошо все-таки получилось, так красиво, так спокойно, без суеты и больниц.

Трамвай приходит вовремя.

Через десять минут Марта слышит тихий звон, откуда-то слева, свет двух фар – трамвай неторопливо выворачивает из темноты, именно такой, какие ходили в пору ее юности, на таких она ездила на свидания и возвращалась домой, поглядывая на часики – успеть бы, пока мама не разозлилась, но трамваи не подводили, и она всегда успевала.

Трамвай подъезжает к остановке – его колеса в тени, и Марта не знает, летит ли он, или под ним оживают, выворачиваются из земли старые рельсы, выпрямляются шпалы – наверное, так, с полетом это было бы… ну, слишком, а Марта во всем любит умеренность.

Двери перед ней открываются. В салоне светло. Несколько мест уже заняты – такие же старички, как она, и кондуктор протягивает ей руку, большая такая дама в фирменном переднике, с буклями на голове, пахнет сдобой и ландышевыми духами, такие были у Марты в юности, первые духи, подаренные ей мамой, и Марта принимает ее руку и поднимается в салон.