Екатерина Павлова - Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…»

Доехали мы до нужной остановки примерно минут за двадцать, высадились из вапаретто на маленькую площадь, потом прошли немного по старым улочкам, и я узрела мое новое пристанище воочию. Глаза расширились, сердце подпрыгнуло от страха.

– Боже! – в сердцах по-русски сказала я.

Дом был трехэтажный, довольно обшарпанный, и от его неухоженности бросало в дрожь. Странный цвет – среднее между малиновым и охряно-красным, тоже не придавал очарования, не смотря на то, что большинство домов имело подобный цвет. Окна высокие, но узковатые, дугообразные, с зелеными ставнями, наглухо закрытыми, смотрелись враждебно, словно здание не хотело никого в себя впускать. На верху виднелась мансарда, которой давно никто не пользовался, и скорее всего, не суждено было воспользоваться мне. Дверь дома выходила прямо на высокую старую стену и узенькую улочку, так что покидая дом, надо было поворачивать сразу направо, чтобы дойти до воде, и сесть в лодку, либо налево, тогда была возможность дойти до другой улочки, потом еще до одной, еще до одной, и выйти на площадь – маленькое, даже очень маленькое, но людное место. Подъезд к воде был со ступенек, продолжавшихся в узкую дорожку, которая проходила возле одной из стен дома, и выходила на улицу. Получалось, что дверь была как бы с боку, и к ней можно было подойти как со стороны суши, так и с воды. Но назвать эту тропинку улочкой язык не поворачивался. Шириной она была ровно в полтора человека, вся темная, мрачная, ее тускло подсвечивали с двух концов выходы.

Я встала перед тяжелой дверью, резной и необычно красивой. Она была вырезана из нескольких кусков разного металла, какие-то ее части были старше остальных. Леонардо начал искать ключи.

– Необычная ковка, – произнесла я, проводя пальцем по металлу.

– Да, старинная. Ей, наверное, уже многие сотни лет.

– А, что за мотив? – мои глаза разглядывали фигуры, пытаясь понять сюжет.

– Запретный плод, – ответил Леонардо и загремел ключами.

– Разве? Здесь в основном одни женщины, пляшущие, с распущенными волосами. И только один мужчина, с чашей вина. Больше похоже на Бахуса и пляски вакханок.

– Это аллегория передана через мужской образ. Видишь, – художник указал пальцем на мужчину с бородой и венком на голове, подносившего ко рту чашу, – он вкусил женщину, которая оплела его своими чарами, и ею же был отравлен. Это – и сладость, и вечный плен, поэтому он окружен таким большим количеством женщин. Ему некуда выбраться, он не может освободиться от пут. Женщин здесь так много, чтобы показать многоликость и коварство женской натуры.

– А, венок?

– Это лавр. Подразумевается, что даже самый мудрый мужчина не может устоять перед женскими чарами.

– Разве такие сюжеты изображают на дверях дома?

– Ну, это же не церковь, – он улыбнулся сквозь свою белую бороду и открыл дверь. – К тому же раньше никто не был таким моралистом, как сейчас. То была Венеция с абсолютно иной моралью и иными ценностями. Вспомни наших куртизанок! Или роскошные балы, стилизованные под вакханалии. Тогда все было по-другому!

Я ступила внутрь, в полную темноту. За спиной светила узкая полоска от открытой двери. Мурашки снова забегали по коже. Дышать здесь было невозможно: одна сплошная пыль и спертый воздух. Я закашляла.

– Я сейчас, только открою ставни, – произнес чужой голос глухо.

Шаги сначала отдалились. Мое тело замерло на несколько минут, прислушиваясь, как открываются с большим трудом ставни. Стал появляться свет. Глаза чуть прищурились и принялись разглядывать помещение.

– Странный, странный дом, – размышляла я, медленно ступая по старому мрамору.

Леонардо вернулся и захлопнул дверь за моей спиной. Я снова вздохнула и стала продвигаться по помещению, следуя за Леонардо из комнаты в комнату. Здесь все пахло сыростью и плесенью… и старостью, такой древней, будто могильной, словно в склепе, от этого запаха кружилась голова. Свет еле проникал через немытые окна. В этом тусклом освещении были видны пыль на деревянных полах, старая мебель в серых покрывалах. Белые одежды закрывали даже картины и другие вещи. Я повернулась к Леонардо. Он улыбнулся.

– Здесь все заброшено, и требуется ремонта, но…

– Здесь волшебно, – солгала я и улыбнулась.

– Я пришлю тебе Ванду. Она здесь уберет.

– Ванду? – переспросила я.

– Она живет со мной, ведет мой дом, – пояснил он. – Пойдем, я покажу все комнаты.

Комнат в этом доме было не много. Холл с лестницей на второй этаж, гостиная с мягкой мебелью и обеденным столом, небольшая кухня с плитой доисторического происхождения и роскошной старинной плиткой, местами отвалившейся, местами с отколотыми краями, на втором этаже был тоже небольшой зал и коридор с двумя спальнями и ванными. Радовало только, что ванны были в отличном состоянии, и в комнатах имелись балкончики. Чердак, точнее мансарда, закрытая наглухо, являла собой самое интересное.