Екатерина Павлова - Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…»

Голова кружилась от роскоши и старинной красоты. После мытья полов и окон сил у меня не осталось. За окном было совсем темно, и часы показывали за полночь. Возможно, почувствовав это, а возможно, устав, женщина, что мне помогала, решила остановить процесс. Она кинула тряпку и громогласно произнесла.

– Хватит на сегодня.

Моей помощнице оказалось лет шестьдесят. Звали ее Ванда. И выглядела она весьма странно. Высокая как мужчина, плотная, с сильными руками, рыжеволосая. Лицо, потрепанное временем было не очень красивым, кожа серой и помятой как бумага. Единственное, что выдавало в ней итальянку, как мне казалось, – это роскошная грудь, сохранившаяся до сих пор, и умение элегантно, хотя и совсем не дорого одеваться. Мы перестилали постельное белье на кроватях, когда я решилась спросить.

– Здесь давно никто не живет?

– Да, лет двадцать, наверное, – ответила она, взбив подушку.

– Красивый дом, только требует ремонта.

– Да, раньше здесь было красиво, – с придыханием произнесла Ванда.

– Почему его не сдавали, если он был свободен?

Она резко подняла на меня глаза и впилась в мое лицо.

– Маэстро говорил тебе, что это за дом? – со вздохом задала вопрос старуха.

Я улыбнулась, не понимая вопроса, в ответ – замотала головой.

– А, что это за дом?

Она поджала губы, впиваясь в меня глазами все пристальнее, и о чем-то думая, затем вздохнула, причем горестно и с надрывом.

– Пойдем ка, девочка! Кофе выпьем.

Мы застелили кровать и вышли из спальни. Спустились вместе по лестнице, миновали холл, прошли на кухню, Ванда засуетилась и заодно показала, как пользоваться плитой. Делала она это мастерски, как будто всегда только на ней и готовила. Плита была газовой. Чайник на ней закипел гораздо быстрее, чем обычно, но осознавая, что придется делать это постоянно, я решила срочно купить электрический. И кофеварку заодно. Наконец, мы расселись, и я поставила на стол принесенные ей пирожные – подарок Леонардо к новоселью, которые он лично выбирал в лучшей кондитерской.

Свет был очень слабый, желтоватый, весь дом был обделен им. Комнаты тускло освещались, скорее всего, из-за недостатка мощности. В тусклом свете на маленькой кухне стоял стол из резного черного дерева, три стула, и небольшой диванчик в красной обшивке. Тихо дымился чайник на зеленой скатерти, рядом стояли пирожные в вазе. Ветер играл зелеными занавесками. Ванда разгладила старыми руками изумрудного цвета скатерть на столе, повертела чашки в руках, и стала смотреть, как я разливаю чай. Растворимый кофе Ванда не признавала, а мне пить на ночь кофе совсем не хотелось. Я наполнила чашки, и села на один из стульев.

– Да, – с придыханием произнесла она, – не думала, что он когда-то откроет этот дом снова!

– Маэстро жил здесь раньше?

– Да, очень давно. До трагедии с его женой.

Я замерла ненадолго.

– И он тоже, – подумала про себя. – С его женой что-то случилось?

– Она умерла очень давно, – ответила Ванда.

– Она болела? – после недолгой паузы произнесла я.

– Нет, это произошло внезапно, – ответила сидевшая напротив женщина и нахмурилась.

– Он, наверно, очень переживал.

– Да, сильно, – снова вздохнула она. – Он до сих пор живет отшельником. У него есть только я да его живопись.

– Печально, – произнесла я и отпила из чашки.

– Твой муж, я слышала, тоже умер, – ее глаза смотрела на меня в упор словно два черных угля.

– Да, – я сглотнула.

– Вы официально были женаты, с документами?

– Разумеется.

– А они – нет. Жили во грехе, – с осуждением продолжила Ванда. – Она еще ему позировала всегда… голой – произнесла женщина последнее, перейдя на шепот. – За то и поплатилась, – и перекрестилась.

– Поплатилась? – недоуменно повторила я, пытаясь сдержать улыбку.

– Ну, она не совсем умерла. Руки на себя наложила, – после недолгой паузы, еще сильнее приглушив голос, произнесла Ванда.

– О Боже!

– Взяла нож, залезла в ванну и… – она помолчала, поглядывая в кружку. – Никогда не забуду, ведь это я ее нашла. Лежала бледная, в красной воде, и волосы ее тоже отливали краснотой.

– Как это? – удивилась я.

– Ну, она была брюнеткой, но при определенном свете они у нее всегда отливали красным, – ответила женщина, поглаживая себя по плечу рукой, словно пытаясь унять мурашки от нахлынувших воспоминаний.

– Сколько ей было?

– Лет тридцать, совсем молодая, красивая… Все этот дом, – с придыханием добавила женщина.

– Дом?