Марина Леванте - Политиканиада, по линии ада

И вот, всё каркает и каркает она, а жизнь тем временем, всё идёт и идёт. Её давно уже никто не слушает, потому что надоело всем одно и то же кар, да кар слышать из её уст, гнездо давно превратилось в разорённый поломанный сарай, а она этого даже не замечает и думает, что у неё всё по-прежнему хорошо, как в молодые годы, будто только свила гнездо, а там, на самом деле, уже ни жены, ни детей, и сама ворона одна, но упорно каркает на весь свет, как всё хорошо и замечательно.

Вот у неё уже и у самой перья повылетали из хвоста, от которого только гнилая верёвочка осталась, вяло смотрящая вниз, и тот самый упомянутый пух, торчащий из её маленькой компактной задницы, и из туловища тоже. И больше она уже смотрится, как общипанный петух, и причём, давно, приготовленный для отправки в суп. Но она и этого не видит, потому что всё так и занята своим неизменным карканьем… Вот уже скоро и гнездо не понадобится, потому что её жизнь закончится, а она тем временем готова каркать даже на том свете, думая, что за все свои делишки в раю окажется, а там, уже обкаркает и господа бога, и его служителей, но, как ей кажется, даже у бога под крылом ей воздастся, всех карканьем своим она очарует, будто соловей, дождавшийся лета… Не абы, что…

И всё ж таки, как ни крути, но ворона и её гнездо однажды просто поменялись местами, совершив почти шахматную рокировку.

Некогда блестящее оперенье на голове птицы, сильно потускнело, и порою напоминало такой козырёк над чьим-то дуплом, а иногда, в зависимости от того, в каком направлении смотрела ворона Каркала, место, откуда подло повылезал весь пух, не только перья, выглядело, как выбритая макушка у человеческого монаха, называемое тонзурой, на которую полагалось надевать ермолку или кипу. А на самом деле на макушке у вороны давно нарисовалась банальная плешь, которую она не в состоянии была скрыть, и вот она то и напоминала теперь то самое построенное ею самой гнездо, но будто разорённое противниками. Ну, или прогалину, когда Каркала не высыпалась и, торопясь, подхватив свой чемоданчик с написанными на кленовых листочках речами, не успевала крыльями пригладить остатки волос на своей голове, а вокруг лесной опушки-тонзуры шумел знакомый камыш, как пелось в старой песне, и росла плакучая ива, которая в этой ситуации рыдать явно не собиралась.

Казалось, что смысл жизни этой вороны заключался лишь в построении всегда разорённого гнезда. А потом, в сборе соратников по уму – птиц и зверей, что являли собой одну и ту же публику, одних и тех же зрителей, при неизменных ораторах, и таких же темах разговоров. А в принципе, занудно исполняющих одно и то же «па» джиги, не сходя с места и вытанцовывая его, будто месили асфальт одним сапогом, без набойки, протёртом, разумеется, до дыр…

Их мудрёные темы, снабжённые упомянутой уже терминологией, на самом деле означали всего лишь, что предводитель командной стаи ворона опять не довольна существующей жизнью в лесополосе, опять она ратует за лучшие условия для птиц и зверей, как и раньше, только соблазнять, вот, больше их нечем. Сыр, такой же душистый и в дырочку, что она раньше бесстыдно держала в своём клюве, мог быть теперь у каждого, во всяком случае, в их лесу он не был теперь какой-то диковинкой. Но вот тот самый неолиберализм вместе с симулирующими симулякрами означал лишь одно, что всё, что раньше было всезвериным и всептичьим, то есть весь лес и его богатства природные, стало принадлежать одному льву-царю зверей и его придворному кабинету его королевства. Как и то, что обратной дорожки, а тем более, левой, как предлагала старая, почти полностью выжившая из ума ворона, манипулирующая мыслями от великого филина и уважаемой совы, но только не своими, уже не было. Пути, которые для кого-то всё же оказались терновыми, и мосты сожгли за собой такие вот вороны, которые никогда не будут ничем существующим довольны. Натура у них такая, диссидентская, как говорят люди. Строить и жить в заранее разорённом гнезде, и каркать на весь мир, как и кому жить хорошо…

А хорошо ли так поступать, разорять и гадить в собственном жилище? Ведь нормальные звери и птицы всегда приучают своих детёнышей прибираться у себя и за собой. И всё бы так и происходило, если бы чёрное вороньё порою не сбивало с толку желторотый молодняк, держа во рту кусок сыра, но заранее даже не собираясь им делиться…

Если бы все это знали, что делёж не предполагался изначально… Просто хотелось в очередной раз, следуя качествам своей натуры, разорить собственное гнездо. А средства в таких случаях, как правила, не бывают хороши. Да и не надо забывать, кто много каркает, тот мало, что делает, то есть ему не до выполнения накарканных идей, потому что они изначально были простым пустобрехством, тем самым наматыванием одной и той же макаронины на ржавую уже вилку или исполнением одного и того же «па» в затёртом до дыр сапоге… Вот и всё…