Татьяна Михайловская - Крымский мост

И нет места душе, если потеряла она сосуд свой.

И уйдет она.

И никто не заменит её.

И ничто не заменит.

Ни ум. Ни благополучие. Ни слава.

Ни слова о великой Родине или историческом предназначении.

Ничто не стоит рядом. И не стоит цены своей. И теряет цвет свой.

И увядает. Как цветок без весны. Как птица без полета. Как песня, потерявшая голос… Ибо сказал мудрый: Что есть душа? Не ответит никто.

Но трава без души – сено. А дерево без души – дрова. А человек без души – мертв.

Что ж ты плачешь, душа?

Что ж ты плачешь…

Растерялась душа моей Родины. Растерялась.

Растерзалась. Отплакалась. Откричалась.

Не дождалась.

Не позвали тебя, родимую. Не назвали душой – в Отечестве.

И осталась ты только песнею:

«Зову тебя – Россиею, единственной – зову…», «Светит луна или падает снег…», «Маленький синий платочек…», «Течет река-Волга…», «Деревенька моя, стародавняя дальняя…», «Мой милый, если б не было войны…»

Без души – обесцветили флаги.

Без души – онемели гимны.

Без души – обезножили воины.

Без семей вырастают дети. Без души.

Без души – потеряли совесть. Без души – воровать обессовестились. И из Родины тянут. И у собственных отца с матерью. И ни детям своим даже. Просто – за заборы. За замки. За решетки на окнах. В квартиры – с собаками и охранниками.

И самый престижный дом стал похож на музей в тюрьме.

А самый незащищенный – на «Гуляй-поле».

А верха – вороватое гульбище, где не говорят, а токуют. Не живут – а «в бегах». И те, кто думают, что «они властвуют», и те, кто боится думать, «что будет завтра»… В бегах от души своей. И не властвуют, а властью пользуются, как молотком над глиняной кошкой-копилкой. Чужой. «Домушники» правят.

Мундиром чиновника и лозунгом демократа орудуя, будто фомкой.

И место ли в этих домах душе?

И запоётся ли пьяну иль трезву: «Эх, полным полна коробушка…» или «Я люблю тебя жизнь…» или, незабываемое, «Когда домой товарищ мой вернется, – за ним родные ветры прилетят. Любимый город другу улыбнется: знакомый дом, зелёный сад и нежный взгляд…»

А было.

Какая была душа!

У песни. У города. У парня с нашего двора. У всей страны.

Когда свадьбы гуляли на всю улицу. А день Победы – семейный праздник.

В каждом доме. И по всей стране. И если уж делать День независимости, то я бы его в этот день праздновал – Победы, Памяти и Независимости! И Скорби… От размаха души или тупой исторической инерции? Когда нам раскачать историю-матушку, что дедовский сарай ломать. Когда, если воевать, то собственного народа крови и славы – без меры. Рекой. А если революцию, то «мирового масштаба». А трудовые будни – от ребенка до заключенного. И будущая мать – как каторжница, с мозолями и слезами. А подвиги – от «Варяга» до блокадного Ленинграда. А Перестройка – так и «Перестрелка»… А была коль колючая проволока, так – не извольте сомневаться – от границ и лагерей до каждого дачного огородика. Но коль пошла сегодня мода в тюрьме сидеть, или «под крышей жить», или в русских деревнях вывешивать над магазинами вывески «Шоп», а вместо «Открой окно» говорить «Открой виндовочку», то разве поймешь сразу – это у народа мозги поехали, или он, народ, поголовно юродствует, или просто смеется – над правительствами, над собой, над «европо-американо-благоразумным» к нам снисхождением? Это плач? Или шоу в театре абсурда, незатейливое, как объявление в привокзальном буфете: «Хот дог холодный!»… Где самый главный актер – бандит. А самая расхожая роль – проститутка. А самый счастливый зритель – «бомж», бывший отечества моего житель…

Исстари на Руси к юродивым прислушивались. Особенно, когда никакого разума не хватало понять происходящее. Никакой надежды не оставалось на светлое. Никакой веры. Сколько раз это повторялось: «Неужели конец?» И тогда появлялся ниоткуда и некто, кто говорил в душу: «Даю установку на добро. Приготовьте свои тазики и банки. Будем наполнять…» И хочешь – верь, а не хочешь – смейся, но полстраны бежали к телевизорам со своими банками, склянками, ведрами. Потому как легче самому считать себя свихнувшимся, чуть-чуть, чем поверить, что мы никогда уже не сможем чувствовать себя спокойно в своем Отечестве. Ни в отпуске у моря. Ни в собственном доме. Ни на работе, независимо от того, начинается ли она с «нового утреннего анекдота», или с улыбки женщины, или с новой по радио песни…

Грустно.

Какая же душа выдержит?

Ан нет, жива. Еще и изворотлива. Да темна.