Юлия Слапогузова - Три большие разницы. Рассказы о том, чего не бывает

– Рим.

– Но не забывай: мы – хозяева своей истории. Никто, кроме нас, не напишет сюжет. И мы всегда можем всё изменить, скомкать ненужную страницу, выбросить и переписать заново. Ты полетишь в Рим, это твоё решение. Это слово прозвучало в твоей голове. Ты с тем же успехом могла сейчас услышать в своём подсознании и «Амстердам», и «Будапешт». А всё, что ты услышишь лично от меня, – моя новая песня. Вчера в студии записала.

Жанна торжественно вручила мне флешку. Обожаю её.

Есть такая музыка, которая вызывает невыразимые чувства. Чувства – есть, а названия им – нет и быть не может. Как новый запах. Как новый вкус. Есть, конечно, общепринятые определения стилей и инструментов, дающие возможность хотя бы слабого выражения музыкальных эмоций в словесной форме. Да, Жанна играла и пела джаз, но как – объяснить невозможно. Как дыхание. Как полёт. Да, это был полёт.

Наш самолёт приступил к снижению. Впервые в жизни я летела бизнес-классом. Ничего особенного, только много людей с лишним весом вокруг. Шеф постоянно трогал мои колени, и я боролась с желанием вытереть ему слюни. В джинсах и узкой рубашке он выглядел ещё хуже, чем в костюме. В общем, он был мне больше безразличен, чем неприятен. Обычный врун и притворщик. Лицемер. Лицо банка. С лицом-банкой. Стюардесса смотрела на меня с сочувствием и наконец велела пристегнуть ремни. Самолёт мягко приземлился. Рим.

Есть одна вещь, которую я не люблю в путешествиях: багаж. И дело в не в том, что его могут потерять, хотя и это тоже. Просто не люблю тратить время на его получение. Я летаю с маленьким чемоданчиком, который беру с собой в самолёт. Но сегодня я была рада, что существует эта обязательная для путешественников процедура – толпиться возле транспортёрной ленты, ожидая, пока из недр аэропорта не выползет змея разноцветных сумок.

Мой шеф отправился получать багаж. Я помахала ему рукой и удалилась якобы в туалет, а на самом деле на улицу, в такси и в город. Я продумала свой побег заранее. К чёрту лицо-банку. В Риме меня ждёт Марио.

С Марио мы познакомились в прошлом сентябре. Международная компания начинающих яхтсменов арендовала яхту. У меня была лишняя тысяча евро. Не шубу же на неё покупать, – я решила, что буду увлекаться яхтингом и вошла в компанию. Оплатила участие в переходе Сардиния – Корсика и обратно. Всё было бы хорошо, но оказалось, что мой организм не выносит качки, а в конце сентября в этих местах штормит. В общем, меня тошнило всегда и везде, и даже у берега. Когда мы отчалили, мой отдых превратился в ад. Меня тошнило в каюте и на палубе. Хватая ртом воздух, я сошла в первом же порту Корсики. Наша яхт-компания должна была сделать круг и через неделю забрать меня там, где оставила. Мне было дано напутствие не скучать. Вечером в мой скромный номер постучался один из участников качки – итальянец Марио. Сказал, что не смог оставить меня одну на растерзание корсиканцам.

Марио было сорок шесть, большую часть жизни он провёл на Сицилии, но сейчас, по его словам, жил в Риме, в самом сердце древнего города. Один. То есть с мамой. Марио поселился в соседнем номере нашей игрушечной гостиницы в порту Бонифачо и приносил мне каждое утро кофе в номер. Так прошла неделя. За неделю я научилась отличать крок-мадам от крок-месье и правильно есть устрицы. Каждый наш день начинался с бутылки «розе», ей и заканчивался. Мы пили это розовое пойло в гостинице, ресторанах, на берегу, на скалах утром, днём, вечером и ночью. Марио оплачивал все расходы, был пылок и сдержан одновременно. Каждый вечер он галантно провожал меня в номер и ни разу не вышел за рамки приличий, хотя мог бы.

Через неделю нас забрали на яхту, и мы двинули обратно на Сардинию. Штормило ещё сильнее, мы плыли весь день. Марио закутывал меня в полотенце, чтобы я не сгорела на солнце, когда лежала на палубе, свесив голову за борт. Подносил в термосе отвар имбиря. Он бледнел, когда меня выворачивало, и улыбался, когда видел, что мне полегчало. В аэропорту Альгеро на Сардинии он пропустил свой рейс, чтобы посадить меня на самолёт, и целый год писал мне письма и смс, в которых признавался в любви и мечтал познакомить с мамой. Милый, милый Марио. Такой настоящий, живой. Я помню, как он задерживал дыхание, когда прижимал мою руку к своей груди. И кудряшки выбивались из-под ворота его рубахи.

Сегодня Марио встречал меня на улице, возле древнего своего дома, в котором жил, наверное, ещё сам Октавиан Август. Марио обнял меня, и его кудряшки, выбивающиеся из-за ворота рубахи, пощекотали мне щёку. Кругленький, смуглый, он надел сегодня всё самое лучшее из гардероба – белые джинсы, белоснежную рубашку, он благоухал парфюмом и был так влюблён, что можно было увидеть над ним стайку купидонов. Рядом с ним было тепло и надёжно, и хотелось замереть в этом гнезде ароматов и красоты.