– Ясно.
Она присаживается напротив меня, и мгновение мы смотрим друг на друга. Карие глаза, длинные светлые волосы, заколка над левым ухом, светлая рубашка в полоску, аккуратно заправленная в брюки, сверху пиджак, в приоткрытой сумочке виднеются ручки разных цветов и блочная тетрадь.
– Вчера мне хотелось спросить, как тебя зовут, но ты так быстро убежала…
– Света, а ты Антон, да? Лекцию по истории современного искусства помнишь? Мы сидели рядом.
Молния на её сумке сломана, с заколки половина краски стёрта – такое ощущение, что эти вещи принадлежали кому-то другому, но потом достались ей.
Официант приносит мой заказ – две кружки и сахар, ставит на столик, уходит.
– Ты будешь пить сразу и чай, и кофе?
– Нет, кофе я не очень люблю, это тебе к пончикам, – пододвигаю ей кружку, сам отпиваю чуть-чуть из своей чашки.
– Спасибо, – Света явно удивлена. – Тогда угощайся, какой будешь, шоколадный или…
– Давай клубничный, у тебя ведь их два.
Она достаёт мне облитый розовой глазурью пончик, себе такой же. Мы откусываем по кусочку, затем добавляем сахар в чашки. Она смотрит на меня:
– Антон, слушай, ты точно никого не ждёшь?
– Уже нет.
– Значит, кого-то ждал?
– Честно говоря – тебя.
Это правда. Неделю назад, когда мне встретилась эта девочка с параллельного курса, я сразу подумал, что неплохо было бы познакомиться. Мы стояли в очереди за пончиками в этом же самом кафе, она впереди, я – за ней и пока ждали, немного… пообщались (на «поболтали» явно не тянет). Она первая меня узнала и…
– Привет.
– Привет, – ответил я.
– Как дела?
– Хорошо.
– У меня тоже, отдыхаем. Я по средам сюда захожу, во время перемены перекусить.
Потом подошла её очередь, она быстро сделала заказ, который аккуратно положила в сумочку, бросив напоследок: «ещё увидимся». Где-то в середине этого маленького диалога мне захотелось спросить её имя, но почему-то так и не получилось…
Наверное, в тот момент она пыталась вспомнить, где мы могли встречаться, но не смогла. Но я прекрасно помнил лекцию, ее имя и номер группы на обложке тетради.
Она робко пододвигает к себе кофе, взглянув на меня, словно спрашивая разрешения. Потом смотрит на настенные часы.
– Так зачем ты меня ждал?
– Хотел узнать твое имя.
– И все?
Она не настаивает на ответе и, несмотря на то, что времени предостаточно явно торопится, чтобы не опоздать в институт.
– Знаешь, если бы мы не сели рядом на лекции по истории современного искусства, я бы тебя и не заметила. Ты, кстати, какую оценку за тест получил?
– Сто баллов.
Она удивленно смотрит на меня:
– Что, правда? Мне кажется мало кто смог получить больше восьмидесяти, там было очень много вопросов с подвохом. Конечно, особо никто не старался – все-таки оценка ни на что не влияет, но ты молодец!
Подобные лекции в нашем институте называют открытыми. Проводятся они раз в несколько недель и прийти туда может любой студент вне зависимости от факультета и курса. Явка на них не обязательная, поэтому аудитории почти всегда остаются полупустыми. Все зависит от того, кто именно преподаватель и что он будет читать.
– И часто ты на такие лекции ходишь? – спрашивает Света.
– На такие – нет, потому что я на психологическом факультете.
– А я думала, что на историю ходят только по рекомендациям своих преподавателей.
Света быстро доедает свой пончик и сидит, допивая кофе и все так же поглядывая на часы. Время истекает, ей нужно уходить.
– Спасибо за кофе, – говорит она. – Но пора бежать.
– Сейчас у тебя лекция по эстетике, а потом? – спрашиваю я.
– Что – потом?
– Какие планы потом?
– Ни-ка-ких, – отвечая по слогам, она одновременно качает головой.
– Тогда прогуляемся вместе?
Света снова делает глоток кофе и внимательно смотрит мне в глаза. Что она пытается разглядеть, мне остается непонятным.
– Ладно. Через два часа около входа, только не опаздывай.
Я все еще сижу, допивая чай и сквозь большое окно провожаю взглядом быстро удаляющуюся девушку. Одновременно представляю, что будет через пару часов. Мысленно я уже там, у входа в институт.
Мне двадцать три. На улице хорошая погода. Жизнь прекрасна.
Когда мне было восемь лет, мой отец неожиданно пропал. Он не вернулся домой в один из долгих зимних вечеров. До сих пор остается гадать, что же с ним произошло, и, наверное, по этой причине я отчетливо помню те дни, когда мама стала разговаривать со мной гораздо реже, перестала улыбаться и, уложив меня спать, уходила на кухню и сидела там в одиночестве. В нашей однокомнатной квартире стало невыносимо тихо без разговоров родителей, включенного телевизора и, казалось, что даже воздух пропитался какой-то тревожностью. Ночами я лежал и не мог заснуть, представляя маму, сидящую на кухне в полумраке.
Читать дальше