Алексей Жак - Изгнанник. Часть 1. Обновление. Жена

– Ага, если кто-нибудь вообще будет тебя слушать, – хмыкнул другой мальчишка.

– Да мне самому с ними неинтересно дело иметь. Подумаешь, слушать не хотят. Было бы из-за чего расстраиваться. Еще неизвестно, кому первому слушать не захочется.

– Всё, дети. Кончайте свою болтовню. Все к столу, живо.

– Сергей, ты… можно мы на «ты» перейдем? У нас дома всё по-простому, без церемоний и привилегий…

– Я сам хотел предложить, только посчитал неудобно как-то… но Вас, Антонина Юрьевна, я на «вы», если позволите…

– Конечно, конечно.

– Как тебе не стыдно? Об этом можно было не спрашивать. Не деликатный ты человек, Сережа, – сказала Оля, краснея от стыда.

– А что я такого сказал, чтобы стыдиться? Антонина Юрье… сама предложила.

– Да, и правда…

– Хватит уже. С тебя за это первый тост. А мне подайте салатик, вон энтот, с грибками… и фаршированный перчик.

Сергей, не успев сесть, поднялся с рюмкой и прокашлялся. Антонина Юрьевна также прочистила горло, скромным двукратным кашлем.

– Я говорить тосты не мастак, – начал Сергей, – но так и быть скажу. А чего не сказать в такой замечательной компании, в присутствии такого количества прекрасных дам.

– Красивых женщин, – перебила его Оля.

– Да, красивых, незамужних дам…

– Кавалер ты учтивый, но ляпаешь невпопад, несешь какую-то околесицу, – заметила Оля. – Сегодня явно не твой день.

– Может быть, ты закончишь за меня.

– Может быть, – согласилась Оля. – Сядь. А то с тобой, с твоими закидонами, я слюной подавлюсь – до того салатиков охота. Мама, я весь месяц ждала этой минуты, чтобы сесть за стол и попробовать твоих салатиков. Всех. Сегодня я ни один не пропущу, учти.

– Да, ради бога, кушайте на здоровье. Для вас и старались.

– Я всегда к вам еду, а сама сгораю от нетерпения. Потому что знаю, что у вас всегда на любой праздник несколько салатов приготовлено. Какие я люблю.

– А как же иначе. Какая мать свою дочку не порадует? И вижу я тебя, Олюшка, редко. Все разносолы Виолетте с Германом достаются, а тебе раз в месяц неужели не… не постараюсь для тебя, неужели не угожу моей доченьке.

Старушка едва не прослезилась от своих слов.

– Мамочка, дай поцелую тебя, моя радость, – потянулась к матери Оля.

– И кавалера твоего побаловать нужно, – сказала старушка, тая от ласк дочери, перенося часть их на ее спутника, делясь ими, как делают только очень добрые, задушевные старые люди, живущие по меркам ушедшего времени и следуя старым, укоренившимся в них традициям общения. – Ну ладно, что-то мы заговорились. Со знакомством, однако. Будем живы. – И опрокинула рюмку в горло отработанным жестом, не оставляющим сомнений в частой практике и во многих повторениях.

– За вас, Сергей, – чокнулась с ним сестра, – и за Олю. За ваш союз и дружбу.

Покушав и еще раз выпив – дети по стакану шипучей кока-колы, девушки по бокалу красного вина, Сергей и бабушка по стопке водки, – Антонина Юрьевна предложила всем подняться и выйти из-за стола.

– Танцы, танцы, – загалдели ребята.

Было понятно, что по заведенной традиции в перерывах между поглощением разносортных кушаний полагалась физическая разрядка, или зарядка, кому как. Летта (воспользуемся Олиным вариантом произнесения имени сестры) завела древний проигрыватель, напоминающий рассохшийся патефон и больше годная в утиль рухлядь, нежели вещь, соответствующая представившемуся случаю ублажать звуками музыки. Она поставила на крутящийся, вихляющий прорезиненный диск виниловую пластинку с «Бонни М» и опустила рычажком, замкнув, клыкастую иглу, весело запрыгавшую тотчас по ухабам и кочкам музыкальных дорожек. И гордо вскинув головой, отошла в сторону с сознанием верно выполненного долга.

– Вот так-то будет веселей!

Комната ожила и наполнилась бодрящими звуками. Все сразу задергались, как в конвульсиях, выстроившись в круг, и хотя никто уже не обращал на него абсолютно никакого внимания, Сергей догадался, что сегодня вечером ему придется здорово постараться, чтобы сойти за своего и чтобы его на общих правах приняли в эту веселую семейку.

«Только бы приняли на общих, не на птичьих, правах», – раздумывал он и торопился, как мог, еле поспевая за ритмом и бешеной пляской женщин, скакать же, как дети: резво и прытко, ему и не мечталось. – «А то и вовсе подумают, раз скачет, как козел, то и место ему самое подходящее в стойле, и не отпустят на луг травку щипать, или привяжут к колышку и прикажут пастись поблизости, в зоне их видимости. Или в оптическом прицеле», – совсем уж невпопад додумал он, приседая на корточки и тяжело дыша.