Ангелина Монич - В поисках точки Gmail. Письма о любви, о сексе и о жизни в промежутках между ними

На лестнице, под высоким, необыкновенной красоты мозаичным потолком с маяковскими стихами, прямо перед турникетами стоял дядька. Обыкновенного роста и совсем обычной наружности, он пел частушки. Под его «целовались бы еще да болит влагалище» всякий заплативший в кассу часть своей зарплаты получал доступ в недра Москвы.

Удивительное дело, – думала Марго, двигаясь к турникету с высоко поднятой головой и по дороге отыскивая знакомые места в мозаичных стихах, – заходят люди, любуются потолком, хватают за хвост гениальные строки, а о чем думают в этот момент? О художнике, который придумал, об архитекторе, о плиточниках, которые выкладывали, о вахтерше, которая знает наизусть, о частушках сомнительной наружности… О чем угодно, только не о самом Маяковском, в честь которого трудились все вышевспомненные, и тем более не о его возлюбленной Лиле Юрьевне Брик, которой половина звезд с этого неба и предназначалась. А они, между прочим, Брик с Маяковским, писали друг другу нежные письма. «Мине тибе хочется». Орфография, кстати, вполне соответствует сегодняшней новомодной и безответственной. Они, конечно, дурачились. Но как любили… Блин.

Проходя мимо самодеятельного певца, выступавшего, видимо для собственного удовольствия, поскольку емкостей для сбора денег вблизи него не было, народ улыбался. И не останавливался. Хорошего настроения хватало до середины эскалатора, далее вниз лица пассажиров темнели. На общем фоне иногда выделялись яркие пятна. Мимо Маргариты проплыло одно из них. В удалявшемся розовом Марго узнала голову нахлобученной тетки. Радостно выкрашенные волосы приковывали взгляд, тело их обладательницы – напротив. Оно было одето в ничем не примечательное пальтецо цвета песка. Сложись жизнь этой замученной квартирным вопросом дамы иначе, все было бы наоборот – сочетание «блондинка в розовом» показалась Марго более привлекательным. Она усмехнулась.

В метро Марго почти всегда везло. Именно отсюда она таскала сюжеты и аккуратно складывала их в свой журналистский загашник, который, как она надеялась, вскоре вполне мог бы превратиться в нечто литературное. Она хотела написать об этом «подмосковном» обществе случайных людей. И метро, в качестве знака ответного внимания, дарило идеи. Иногда совершенно неожиданные и страшные. Вот недавно ехала она по рыжей ветке, думала о чем-то личном и вдруг услышала голос диктора: «Станция Площадь Ногина, платформа справа». И увидела как маленькая девушка с большими серыми глазами, стоявшая у дверей и приготовившаяся выйти, вдруг растерялась, поняв, что здесь и сейчас ей не откроют, постояла в нерешительности, и только когда в вагон с противоположной стороны стали заходить люди, поспешила выйти, с трудом протиснувшись сквозь толпу. В жизни, подумала тогда Маргарита, все ровно также. Принял решение – все десять раз взвесил, обдумал, обговорил, прикинул что будет если не, просчитал варианты, проверил аргументы, все правильно – принял. Набрал воздуха в легкие, приготовился шагнуть (или сказать) – а платформа, блин, справа! А на схеме этого не видно. Это нужно знать. А чтобы знать – разочек прокатиться.

Была у Марго с недавних пор и любимая станция – Площадь Революции, открытая ею недавно, а обществом в 38-м году (об этом она прочла на одном из плакатов, расклеенных в вагонах к юбилею Метрополитена). Станция загадочная и блестящая. У населяющих ее скульптур, среди которых числятся матрос с флажками, комсомолка с винтовкой, красноармеец с женским лицом и впопыхах сложенным парашютом, колхозница с петухом и еще десятка два прочих, некоторые части тела начищены до блеска, сияют и дразнят. У кого нос, у кого гребешок, у кого коленка. Человеку невнимательному объяснить сей удивительный факт вряд ли удастся, а Марго уже не один раз наблюдала, как в прибывающей на перрон толпе нет-нет да и найдется кто-нибудь, кто, проходя мимо фигур, подпирающих своды, обязательно дотронется хотя бы до одной из них. Но не до всякой. Очень популярен нос у собаки красноармейца. А вот, например, спортсмен с мячом и девушка с книгой никого не интересуют. И ребенка у женщины никто не трогает. Объяснения этим действиям Марго не нашла, но предположила, что это к удаче – дотронешься и день хорошо пройдет, или вечер, или ночь, у кого что. Спросить как-то неудобно. Это все-таки личное. Московское. Отличное.

А вот переход с любимой станции на зеленую ветку радовал мало. Он все время всех наклонял. Ненавязчиво полз вверх, настойчиво предлагая принять упор. Что Марго и делала, в конце пути получая вознаграждение – почти всегда на последней площадке пела лысая скрипка. Хорошо пела, с душой.