Сергий Чернец - Рассказы и эссе

Пошел он раз на сходку, где судят да рядят, постоял да послушал и домой возвратился.

– Что ты шлялся, – спросила косая баба, – что там слышал на сходке? —

– Да вот, говорят: новый царь настал, новый указ наслал, – чтобы жены мужьями повелевали. —

Он же думал пошутить, а она всё на ус намотала и за дело взялась.

– Ступай, – говорит, – на речку рубахи мыть, да возьми веник – хату подмети, да сядь к люльке – дитя качать, да щи и кашу свари, и пироги замеси! —

Мужик хотел было возразить и молвить: «Что, мол, ты, баба! Мужицкое ли это дело?», – но как взглянул на неё, – чернее тучи взгляд. Его и холодом облило, и язык к горлу прилип. Потащил белье на реку, замесил пироги, хату подмел и вычистил, – но ничем не угодил….

Прошел год и другой, наскучило доброму молодцу в хомуте ходить, да что тут поделаешь: женился – на век заложился! А век тот, может, надолго продлиться и терпения не хватит. С горя выгадал он выгадку. Была в лесу яма глубокая, дна не видать, до самого Ада. Взял он – и заклал её сверху палочками, затрусил соломкою; приходит к злой жене и сказывает:

– Ты не знаешь, жена, что в лесу есть клад – и звенит, и гремит там ручей, золотой песок рассыпает, а в руки не дается. Я подошел уже к нему, нос к носу стоял, дак, мне не дался – посылай, говорит, жену! —

– Ну, пойдем, пойдем! Я возьму, а тебе шиш, не дам! —

Пошли они в лес. Предупреждает мужик:

– Тише иди баба! Тут земля провальная, отсюда клад выходит! —

А та услышала ручей журчащий под землею и всё ей нипочем.

– Ах ты дурень мужик! Всего то ты боишься. Вот я-то сейчас как прыгну в овраг! —

Прыгнула она на солому и провалилась в глубокую яму.

– Ну, ступай себе в Ад! – молвил муж. – Я теперь отдохну.

Отдыхал он месяц и другой, а там и скучно ему стало без косой жены своей. Выйдет в лес или выйдет в поле, к речке ли пойдет – всё об ней думает: «Может, стала она и тиха и смирна; дай-ка я выну её опять из ямы!».

Смастерил он короб большой, опустил под землю на длинной веревке. Слышит, чувствует, что сел кто-то. Тянет вверх, вот и близко уже…, глядит, а в коробе чертенок сидит! Мужик испугался, чуть веревку из рук не выпустил. Взмолился к нему чертенок, закричал ему громко:

– Вынь меня мужичок! Твоя жена всех чертей замучила, загоняла. Что хочешь тебе сотворю, стану тебе служить. Вот могу хоть сейчас в боярские хоромы зайти, мигом там беспорядок наведу, буду днем и ночью стучать да бояр выживать, а ты скажешься знахарем великим, приди и закричи на меня – я выскочу и уйду на другое место. Ну, а ты греби деньги лопатою за исцеление бояр. —

Мужик вытащил короб, чертенок выпрыгнул и убежал – поминай как звали!

В тот же день в боярском дому всё пошло наизворот. Стали искать они знахарей и шаманов, – никто не смог беса выгнать. Добрый молодец вызвался мастером, выгнал черта и получил плату хорошую.

Скоро слух пронесся, что у самого князя во дворце, в тереме большом и высоком, завелись домовые и не дают княжнам ни сна ни покою. Из конца в конец разослали по всей земле гонцов звать-собирать знахарей-шаманов. Со всех окрестных царств собрали, но нет проку ни от кого: домовые всё стучат и гремят.

Пришел под конец и наш «мастер-знахарь», узнал знакомого чертенка и стал его прогонять. А чертенку понравилось в княжеских хоромах жить, ни за что не уходит.

– Погоди ж, когда так! – закричал мужик. – позову я сейчас косую бабу сюда! —

Тут чертенок не высидел и со всех ног махнул из-за печки вон.

«Мастеру» честь, «мастеру» слава, мужик деньги гребет. Но недаром говорят, что и в самом Раю тошно жить одному! Сгрустнулось доброму молодцу, и пошел опять свою косую жену в яме искать. Навязал короб веревками и опустил в яму ту глубокую: баба села в короб, он потащил её кверху. Баба вверх поднимается, а сама уже ругается так, что зубом скрипит да кулаками грозит, махается. Со страху затряслись у мужика руки, сорвался короб – и загремела баба по-прежнему в Ад к чертям.

На реке и кое-где около заросших лесом крутых берегов поднимался туман. Эти невысокие издалека клочья тумана, густые и белые, как молоко, бродили над рекой, заслоняя прибрежные деревья и кусты. Эти клочья тумана и над лугом, по которому шла грунтовая наезженная дорога, каждую минуту меняли свой вид. И казалось, что одни фигуры из тумана обнимали друг друга, другие кланялись, пригибаемые легким ветерком, дующим по направлению течения реки, третьи поднимали к небу свои руки с широкими поповскими рукавами, как будто молились….