Дмитрий Помоз - Три дня. Никто не знает, как жить

Мир давно перевернут наизнанку. Мы понимаем и принимаем то, что не должны и не принимаем то, на чем вместо трех китов должен мир стоять.

Мы прогуляли главные уроки жизни. Как в средней школе, с криком: «Я не буду это учить, мне это не пригодиться! Я не хочу быть человеком, хочу быть менеджером или телезвездой». Но на второй год нас тоже никто не оставил – просто некому было. Мой дядя всегда говорил: «Хороший человек – это не профессия». И в школе нас учили академическим знаниям, во дворе «реальной жизни», телевизор учил нас быть современным и модным, показывал, как надо жить на примере долбанных кумиров и новых свобод в то время как родители круглые сутки были на работе. Ради тебя. Ведь для ребенка и семьи главное – деньги. И вообще деньги – почти самое главное в жизни. Не правда ли они убедили тебя в этом? Только не лукавь.

Давным-давно, будучи школьниками – первоклашками, нас учили правописанию. Помнишь, как мы, изогнувшись подобно дождевому червю на крючке, с высунутым, как у голодного щенка языком часами тренировались выводить письменные буквы в красиво разлинованных косой линейкой тетрадях с красными полями? Мы тратили на это часы и даже дни, и вроде бы, сейчас вывести такие простые закорючки не составит ни для кого труда, но тогда это было для нас подобно написанию целой картины. В какой- то момент обучения я заболел, не помню, как долго просидел дома, но по выздоровлению, придя в школу, оказалось, что пока меня не было, все мои одноклассники выучились писать букву «К». «Е – ерунда!» – подумал я. С другими буквами как-то справлялся, справлюсь и с этой. В тот день на дом нам задали исписать этой злосчастной «КЭ» чуть ли не целую страницу тетради. Сначала несколько строчек одинокой заглавной, потом маленькой, затем заглавной в различном сочетании с другими буквами алфавита. Я взял тетрадку товарища и пошел на вторую лестницу, спрятался в ее темном укрытии и начал переписывать домашнее задание. У меня ничего не получалось, рука дрожала, я не успевал запоминать повороты ручки, будто учил маршрут гоночной трассы перед самой гонкой. Но все-таки, спустя две перемены, с горем пополам коряво переписал задание. А потом был урок. И нам начали диктовать эту ненавистную «К» сначала просто отдельно, потом в сочетании других букв, потом в целых словосочетаниях и коротких предложениях. Я сидел весь красный, сходу забыв, как выводится узор этой буквицы, чирикал что-то похожее, заглядывая в тетрадь соседки по парте. Мучился, пыхтел, кряхтел. Выл про себя: «Да почему нам не диктуют другие буквицы, вот „ЭЛ“, например, мне с самого начала больше всех понравилась! Домой хочу!». А тем временем нужно было уже писать букву «К», спрятанную и связанную другими буквами в целых словах. А как их связывать? – понятия не имею. К концу урока «КЭ» стала для меня самым душераздирающим и ненавистным впечатлением школы, я сидел над своим трудом и чуть не со слезами на глазах подводил итоги. Страшно боялся получить плохую оценку (помнишь, первое время в школе нам ставили не оценки от 1 до 5, а мелкие печати каких-то животных? – Я сегодня «мишку» по математике получил!). Ведь до урока я рассчитывал на твердого зайчика. «На зайчика-то я уж точно напишу!». Зайчик означал киндер-сюрприз от мамы; родители покупали у ребенка его желание быть нормальным учеником. А тут я сижу и понимаю, что мой максимум – это «удав» и винегрет на ужин. Но это еще лучшее, что могло со мной произойти! Мне не давал покоя другой страх: когда мы только пришли первый раз в первый класс, сели за парты, познакомились с учителем, одной из ее первых фраз была фраза о том, что мы будем все время писать в различных тетрадях, расчерченных по краям яркой красной полосой, которая называется «поля». И вот эти самые «поля» для нас, как линия границы с другим государством (А за границей я тогда ни разу и не был) и если ее пересечь, то обязательно попадешь в тюрьму. И я тогда в это поверил, причем сильно, со всей впечатлительностью детского воображения. И вот теперь сижу на этом проклятущем чистописании, смотрю в тетрадь, а оттуда на меня вместо аккуратно выведенной одиннадцатой буквы русского алфавита зыркают кривые удивленные бабочки шнурКов, предательски вылезающие за жирную красную линию, которая легко может превратить хорошего человека в плохого. И теперь мне после уроков придется ехать в тюрьму с «удавом» в кармане.

В тюрьму в тот день я, ясное дело, не попал, но вот неприязнь к «КЭ» во мне тогда окрепла серьезно. И я решил скорее ее забыть, с мыслями похожими на те, из разряда: « Все равно мы ее уже прошли, и больше она мне не помешает и не понадобиться никогда». Но через пару дней оказалось, что я жестоко ошибался. В итоге мне пришлось сесть дома за самостоятельное правописание, сначала соединяя нужные точки линией синих чернил, выводил своего врага на тетрадном листе, а потом уже безо всяких подсказок совершенствовал свое мастерство, пока не закрепил его на достойном уровне.