Любовь Аяме - 13 историй о любви и боли. Рассказы

Теплая, даже очень, но не обжигающая; тугие мелкие струйки ввинчивались в кожу как пальцы массажиста. Елена встала, упираясь ладонями в кафельную стену, а Густав принялся смывать с нее серую пену, сначала промыв волосы, а потом уже растирая спину: на этот раз он трогал ее не губкой, а рукой. Елена выгнулась, желание, словно змея, ползло между ее грудей к отяжелевшему низу живота, разбуженное этой жилистой, безволосой ладонью. Дыхание Густава стало едва заметно тяжелее и чаще, когда коснулся ее груди, направляя на нее косую струю воды; он трогал ее груди бережно, как переспелые персики, за которые придется платить, если помнешь.

Елена сжала бедра и уперлась лбом в прохладный, влажный кафель. Ее пробрала дрожь – один раз, другой, она вытянулась, напряженная, как струна. Рука Густава двигалась между ее грудей вяло, рассеянно, как будто бы на мгновение он забыл, где он и что делает. Наконец, Елена встряхнулась всем телом – и обмякла. Сведенные судорогой мышцы расслаблялись; ей хватило нескольких минут.

Густав молча смыл с нее остатки пены. Елена повернулась – Густав оправил расстегнутый воротничок и, поймав ее взгляд, вежливо улыбнулся. Елена почувствовала слабый запах чего-то острого и кисловатого, исходивший снизу, и холодно улыбнулась в ответ. Ему тоже хватило нескольких минут.

Густав вытер Елену, ловко орудуя большим махровым полотенцем так, что ни один из широких белых краев не коснулся пола, обернул второе полотенце Елене вокруг головы и подал ей халат. Елена снова села в кресло, вытянув вперед босые ноги. На кафеле остались влажные следы ее ног, похожие на отпечатки речных голышей – крупные, вытянутые овалы пяток и дуги стоп, окруженные пятью скругленными отпечатками помельче. Елена рассматривала их с праздным любопытством, прислушиваясь к стуку шкафчиков и хлопанью крышки бельевой корзины, куда отправились губка и махровое полотенце.

На полке звякнули флакончики, послышался шорох атласа. Густав опустился перед Еленой на колени и, протерев ее ступни смоченным в лосьоне тампоном, всунул ее ноги в мягкие домашние туфли.

– Мадам изволит лечь спать? – спросил Густав, не поднимая головы.

– Пожалуй, – кивнула Елена, постукивая пальцами по подлокотникам. – До следующей луны.

Лира шла по стоянке, ветер трепал волосы. Она подняла руку и прижала выбившиеся пряди к голове. Влад вышел из машины и пошел к ней, глядя в сторону. Лира сделала вид, что не заметила, поправила воротник.

У него были серые глаза, переливавшиеся балтийским перламутром. Если перламутр играл, как барашки на волнах, значит, в голове у него что-то происходило. Мысли мелькали, как отражения в зеркале машины, набирающей ход.

Каблуки шлепали по лужам, кожаные туфли быстро отсыревали. Лира знала, что Влад перевелся в другую смену, чтобы реже видеться с ней, когда она начала задавать вопросы.

Влад ходил быстро. Если ходить быстро, не так заметно, что ты хромаешь. Пальцы у него были синие от печатей, и светоотражающие полосы от его куртки понемногу отслаивались: куртка часто стиралась, он любил чистоту.

– Привет. Где документы на груз? – спросил он.

Лира посмотрела ему в глаза. Море волнуется раз, море волнуется два – перламутр не волновался. Его куртка защищала от дождя, а ее форма быстро промокала. Сесть в машину он не предлагал.

– У меня их нет, – сказала Лира.

– В багажнике? – он посмотрел на самолет.

– Скорее всего.

Грузчики уже открыли люк. Потянули за рычаг на брюхе, а гидравлика сделала все остальное. К открытому багажнику триста тридцатого уже подъезжал, мигая, желтый контейнерный погрузчик.

Влад взлез по лесенке на верх погрузчика и зашел голову в багажник. Включился свет, слабый, как от дачного фонаря. Лира видела, как полосы на куртке Влада вспыхивали между контейнерами, и погасли в темноте. Влад высунулся из люка и, держась рукой за переборку, помотал головой.

– Документов нет, как разгружать, – сказал бригадир, стоя перед погрузчиком и с сомнением глядя на Влада.

– Разгружайте тогда из первого люка, – сказала Лира. – На него документы не нужны.

Она взялась за перекладину лесенки на боку погрузчика и подергала. Под дождем рука скользила. Серая шерстяная форма Лиры совсем не подходила для лазания по лестницам в дождливую погоду.

Влад всегда был на телефоне. Лира краем глаза видела женские имена, видела фотографии, а на них светлые, черные, темные, рыжие волосы. Влад не отнекивался, говорил: сестра, бывшая жена, бывшая коллега.