Валерий Рощенко - Матросские рассказы

– Но это несправедливо! – вскакивает Соха.

Милиция, однако, не заставляет долго ждать. В кабинет молодцеватой походкой входит высокий худой лейтенант. В миру, вероятно, баскетболист.

– Ну, где наши новые подопечные? – подмаргивает он девушкам. – Ах, вот мы где! Да еще сладко спим!

Лейтенант щекочет под подбородком задремавшего Геночку.

– Подъем!

Геночка вскакивает.

– Кто?.. Где мы?

– Вы еще в ресторане «Золотой Рог», молодой человек Пора и честь знать. Карета подана! Не угодно ли пройтись в оную?

Геночка пожимает плечами, покорно следует по указанному адресу. Признаться, до этой минуты я еще надеялся, что вот-вот комедия прекратится, справедливость восторжествует, дружинники, посмеявшись, отпустят нас на все четыре; но происходит нечто нелепое, непонятное, как во сне, и изменить течение событий невозможно.

На немой лерин вопрос я недоуменно пожимаю плечами.

Милиционер и дружинники выводят нас во двор, где урчит темносиний фургон, прозванный в народе “черным вороном”. Вот так, наверно, скоропалительно, когда-то решались судьбы людей в чека. Ничего удивительного, что человека могли расстрелять за одно знание французского или английского языка…

Лера тоже выходит вслед за нами. Снег падает ей на волосы, на печи. Широко раскрытыми глазами она смотрит на нас, на милицейский фургон, словно решает в уме трудную задачу. Она очень красивая в эту минуту. Лейтенант-баскетболист, кокетничая, изголяется еще больше: заталкивает каждого в черное, пропахшее бензином и блевотиной, нутро фургона. Дверца захлопывается. Машина дергает с места.

Геночка, привалясь к моему плечу, снова аппетитно сопит. Сохов сжимает голову руками. Моцарт трясется как от зубной боли.

– Не понимаю! – стонет он. – Венец природы – человек! И вот такие вящие полярности – хулиган и зарвавшийся чинуша! Уму непостижимо! Да они – одного поля ягоды!..

– Ну, ты, падло! – бурчит тип в куртке нараспашку. – Сопи в две дырки, если попался. Я за вас отдуваюсь и молчу!

– Ах, ты, дегенерат! – свирепо цыкает на него Соха. – Заглохни!

В пустой комнате с металлическими шкапчиками вдоль стены нам приказывают раздеваться.

– Как? – осведомляется Соха. – Совсем?

– Как Венера Милосская, – ухмыляется дежурный офицер.

– Послушайте! Мы же не пьяные! – обращается к нему Сивашов. – За что нас в вытрезвитель?

– Мое дело маленькое: принять и оформить. Раньше надо было разбираться!

– Но с нами как раз и не хотели разбираться.

– Правильно! Этот тоже не пьяный? – дежурный милиционер кивает на хулиганистого типа, пятнистого от татуировок, кая ягуар. – От него несет перегаром, как из винной бочки!

Тот прыгает на одной ноге, пытаясь снять брюки, и ноет:

– Тут колотун, бляха-муха! Задубеешь!

Стальные шкапчики поглащают нашу одежду. Дежурный отпирает массивную стальную дверь. Под низким каменным сводом смутно вырисовывается ряд черных нар, из углов тянет зацветающей сыростью. Дежурный бросает на ближний топчан пять тонких одеял и запирает дверь на замок:

– Отдыхайте!..

Геночка сразу валится спать. Соха садится на нары по-турецки и начинает петь:

Это наш училищный гимн «Прощание на причале», неизвестно кем из курсантов сочиненный.

– А песенка-то ништяк, клевая! – отзывается из угла наш таинственный компаньон. – Кто сочинил? Сергей Есенин?

– Ага! Эдуард Маяковский! – хмыкает Сивашов. – Тебе не все равно, рецидивист?!

Тип, уловив знакомое словцо, поднимается в своем углу.

– А ты кто, стиляга? Маменькин сынок?!..

Сивашов подхватывает песню в полный голос, чем сразу останавливает «ягуара»:

Под потолком, как в авоське, тлеет за сеткой слабая электрическая лампочка. В тусклом свете незнакомец, испешренный наколками, застывает в позе Наполеона.

– Салажня! – орет он. – Маменькины сынки! На всем готовеньком жили, мать вашу так! Учись – не хочу! А мне каково было без отца-матери?! На Курской Дуге убили, в танке сгорел. А я по вагонам в электричках шустрил. Что вы знаете об этом, сопляки?! Сегодня наверно первый раз в жизни с подлянкой столкнулись и уже раскисли, сопли распустили ниже колен! Мне срок пришлось мотать по “недоразумению”. Понял ты, красавчик?!.. Доведется тебе такое, небось, в дерьме не найдешь. Или запьешь горькую, богодул!