Валерий Рощенко - Матросские рассказы

– Не запью! Не из таковских! – орет в ответ Соха. – И не я твоего отца убивал. Нечего на людях зло срывать. Предъяви счет по адресу! Понял?

– Ты меня на “понял” не бери! Я за “понял” лес валил!

– Хватит. Заткни фонтан!

Потом они затихают.

Каждый из нас остается наедине с собой. Вот чем и страшна тюрьма. Ты остаешься наедине с собой, со своей судьбой. И думаешь: не окажется ли пророком пятнистый? Не покатишься ли дальше по наклонной дорожке? Сумеешь ли подчинить судьбу своей воле или она вырвется и начнет колесить тебя по свету?.. Вот первая несправедливость: тебя приняли за хулигана. Горько и обидно! Но как из этой трясины выбраться? Надо бороться, доказывать? Но – как, кому? С одного полюса – такие, как Циклариди, с другого – такие, как тип в татуировках. И те, и другие принимают тебя не за того, кто ты есть на самом деле. «А кто мы есть на самом деле? – размышляю я всю ночь напролет. – Как нужно жить, чтобы тебя ни с кем не путали, не могли подмять по любой своей прихоти?..»

– Подъем! – в коридоре зычный голос дежурного. – Сивашов!.. Брагин!.. Никишин! На выход!

Человек в татуировках, раздобыв где-то окурок, дымит в своем углу.

– Чао, стиляги! – машет рукой.

Его и Сохова дежурный почему-то не выкликает.

– Без товарища мы не уйдем, – заявляю я.

– Опять двадцать пять! – возмущается дежурный. – То их на аркане надо тащить сюда, то не выгонишь поганой метлой! Ладно. Кого вы забираете – этого или того?

Пятнистый, прислушиваясь, делает знаки рукой: мол, забирайте и меня, если лягавый такой добрый.

– Только Сохова! – подчеркивает Моцарт.

Милиционер выдает нам одежду, документы, записные книжки – все, что изымалось.

– Счастливого плавания, магелланы! – ухмыляется в пшеничные усы. – Больше не попадайтесь под горячую руку!

– Не попадемся! – заверяет Соха. – Но и этого так не оставим!

– Смотри не обожгись!

– Прощайте! – первым, пискнув, выскальзывает на улицу Геночка.

Мы высыпаем следом. Нежный сиреневый рассвет уже тронул восток за сопками. Перламутровые галеры облаков медленно плывут в Корею и Китай. Минуту мы стоим, словно зачарованные. Потом беремся за руки и идем вниз по сонной улице.

Геночка, поскользнувшись на подспудной наледи, подворачивает ногу. Его подхватываем на лету, увлекаем вперед. Он упирается ногамии и скользит, как на лыжах.

С бухты доносится отрывистый лай буксировщика; какой-то пароход, вернувшись из плавания, швартуется к причалу на мысе Чуркин. Трещит лед. Отчетливо разносятся капитанские команды, усиленные мегафоном.

По улице навстречу, подпрыгивая, мчится автомобиль. Посторонившись, мы даем дорогу. Но машина, взвизгнув тормозами, останавливается перед нами. К всеобщему удивлению, из «москвича» выпрыгивает Лера. На ней нейлоновая шуба и пуховый платок, сбившийся на плечи.

– Ба! Знакомые все лица! – кричит Соха.

– Здравствуйте, мальчишки! – словно запыхавшись, выдыхает девушка. – Еле уговорила его позвонить и выпустить вас!

– Ах, вот кому мы обязаны! Может еще спасибо сказать?! – выпендривается Соха.

– Доброе утро, Лера! – я подхожу к ней. – Не обращай внимания. Соха всегда такой!

– Вы этого так не оставляйте, мальчики! – наставляет она. – Напишите в райком или в газету! С ним уже не первый случай, когда задерживает по ошибке…

– Все было по букве закона! – возражает дерзкий Сивашов.

– Вы успокойтесь, мальчики! Я протокол порвала, на работу никто не сообщит.

– А вот за это – спасибо! – раскланивается Сохов. – Но в газету писать бессмысленно – где мы найдем ту женщину и капитана третьего ранга, которые подтвердят, что мы защищали их? Советская пресса не зиждится на эмоциях, так ведь?!

– Ну, хорошо. Тогда я сама напишу. Вам в порт?.. Садитесь, мальчики!

– Премного благодарны-с! – дерзит Сивашов. – Чей мерседес?

– Какое имеет значение! Моего дяди.

– Значит, вы тоже нарушаете? А еще комсомолка?!

Лера открывает заднюю дверцу.

– Зря вы на меня сердитесь! Я одна ничего не могла поделать. Понимаете?

Лучше всех понимаю Леру я. Но делаю вид, что тоже не знаком с ней; подай повод – посыпятся вопросы, подковырки, насмешки и тп – полный букет комплексов безобидного русского человека.

– Человек делает добро или зло не потому, что хочет быть добрым или злым, – разглагольствует Моцарт. – Человек просто живет на свете, а это уже само в одном случае – добро, в другом – зло. Так что, человеку остается выбирать, по какую сторону баррикады становиться…