Сергей Васильев - Страна мучительных грез

Литератор и переводчик написали мне стишок: «Мэтр Сергей Михайлович Васильев, славьте Петербург и всю страну, парапсихологию осилив, на Васильевском на острову». Звучит, не так ли? Я был горд. Только один негодяй испортил мне праздник пьяной психозом жизни, который совершенно не покидал меня и в стенах дома скорби. Этот манипулятор познакомился, вошел в доверие, а когда я выписался, позвонил мне домой, пообещал видеокассеты, не принес, деньги взял, под предлогом что все же принесет, и смылся. Я подозревал гадость, еще сказал ему, что деньги эти важны для меня, чтобы больше ему в дальнейшем «икалось», уже совершенно понимая, что меня разводят, все же подарил десятку ломающемуся бедняге. Лохотронщики только начали появляться, и я уже их возненавидел.

Маниакальный подъем сам по себе можно рассмотреть как невероятную радость от огромного успеха, которая своим восторгом не дает возможности какому-либо горю выбить тебя из колеи этого счастья. Но, к сожалению, такое поведение не имеет верного пути. Так как обосноваться может лишь только в очень малом. Поясню: я думал раньше, что если вопрос с болезнью кожи уйдет, то это меня абсолютно освободит, преград не будет на моем пути. И это на самом деле случившееся освобождение от переживаний за внешний вид – такая, я бы даже сказал, зрелость, с одной стороны, – было и трагичным толчком к новой болезни, оно сперва дало мне то приятное освобождение, о котором я почти всю жизнь мою мечтал. Фрейд как раз предполагал похожие пути развития маниакальных психозов. Получается так, что все это переполненное свободой настроение вообще может свести с ума человека, который, в принципе, был очень близок к такому взрыву эмоций по своей конституции, устроенной не лучшим образом еще в ранние детские годы, и эта вторая и самая важная причина болезни. Она такова, и не надо ходить далеко, стоит увидеть лишь ее корни, уходящие в прошлое человека, его детство, зловещие его воспоминания, убегая от которых он и создает себе мир иллюзий. Но что это таким образом все происходит, мне стало известно очень и очень нескоро, ведь весь ужас моего прошлого был скрыт от меня, забыт и управлял мною.

Я долгие годы искал причины происходившего со мной в чем угодно, но только не в ответственности за это своей семьи. Но тем не менее выбиралось простое решение ведущими специалистами города, что здесь расстройство биохимии мозга и точка, больше никаких предположений, и я уже относился к этому как к личному своему независимому ни от кого дефекту, что, надо сказать, ставило меня в очень неприятную ситуацию, потому что именно в том вся и гадость, получалось, я сам был виноват в происходящем, думалось, что это врожденный недостаток, и, таким образом, мой случай становился для меня фатальным. В этот первый мой маниакальный кошмар все мысли смешивались у меня в голове, сумбур был в моем душевном мире невероятный, быть богом, настоящим, в чем я совершенно убежден, и находиться почему-то в плену, а не в лучших местах. Каким образом? Ведь я был правдив со всеми и желал всем добра. Но я старался все же найтись. Неспроста я здесь, есть смысл моего пребывания в этом безобразии, и я разглядел в необходимости быть помещенным за решетки какое-то глубокое провидение, мне так и сказал врач, не отпустив меня на Новый год: «Отнесись к этому философски». Да, и, надо сказать, я понял это буквально и думал, что он не отпустил меня не в самом деле и что вот-вот перед праздником я снова окажусь дома, выбраться очень хотелось, но доктор, как вы понимаете, имел в виду такой подсказкой совсем другое, а именно что Новый год в психбольнице это вообще еще та штука. Философия мне, конечно, помогала без меры в моем горе, но дома быть в праздник – святое дело, и, конечно, я надеялся до последнего.

А тем временем бред стал понемногу уходить, и я уже понимал, что находился в плену болезни, и уже соглашался со своим пребыванием в доме скорби. Меня радовало возвращение, и хорошее, уже трезвое настроение сопутствовало как будто развязке печального события. Вскоре я вышел домой. И тут приключилось мощнейшее потрясение, что-то внутри, похожее на рой пчел, обрушилось на меня с тревожными угрозами. Мысли и рвущиеся на части чувства были частью этого роя, его, наверное, основой, я не мог понять, что это за выразительная и давящая боль. Вдруг при всем этом удушающем, давящем кошмаре я видел себя совершенно малюсеньким, а эта черная туча так и жалила, не давая покоя, колола, желая просто окончательно уничтожить. Надо сказать, такого явления предположить невозможно. Это как если вас, например, возьмутся сильнейшим образом морально истязать, доводя до бешенства и мучений невозможных, ощущения которых, как думалось, никогда ни при каких обстоятельствах и представить не придется, если только при непосредственном вмешательстве чего-то в органику мозга. Я смотрел на руки и тело, чтобы удержаться в сознании, и не находил хоть какого-нибудь объяснения этой гадости. Все мысли были сосредоточены на этом с каждой секундой все более чернеющим и убивающим меня кошмаре, который доходил до ему нужных, максимально возможных для меня пределов мучений и терзал настолько свирепо, что я ощущал себя именно в руках самого настоящего палача. А деться от такой ситуации никуда не представлялось возможным. Конечно, родители рядом, вроде защита, но демон психотической депрессии был вовсе не подвластен чему-то извне и, казалось, совершенно знал это, злорадствуя в своем деле.