Петр лежал и смотрел на билет. Он должен был оказаться на этом чертовом спектакле. Только вот врачи не хотели его выпускать. Уж больно опасно это было. Мог и не вернуться. Но он там будет, обязательно будет. Ведь она ждет его, его несравненная Кэт. Не то что там какая-то Эллочка.
А Эллочка? Что Эллочка? Эллочка сидела в первом ряду зала Александринского театр, 26 февраля 1917 года. Восхищению ее не было предела. «Маскарад». Она уже не думала о том, чем ей придется расплачиваться за этот бесценный билет, который невозможно было достать ни за какие деньги, которых у нее впрочем вдоволь никогда не водилось. Она не понимала, сколько времени прошло после начала спектакля, времени не существовало. Было только щедрое великолепие, смешанное со скрупулезной точностью.
Каждая эмоция актеров, каждое их движение, неожиданная смена мизансцен и магическая игра роскошных и жутких занавесов разрывали пространство на куски. И эта музыка! Маски, свечи, зеркала. Роскошь в сочетании с изысканностью. Спектакль был вызывающе, избыточно красив. И в этой избыточной красоте наклевывалось что-то зловещее, неуловимо затягивающие. Ощущение ада происходящего со сцены накатывало на зрительный зал. Зрители и актеры были в едином пространстве. И была во всем этом какая-то чертовщина, какие-то параллельные миры с их бесконечными коридорами и переходами. А за стенами театра намечалась всеобщая забастовка. Но даже это было сейчас не важно. Важен был «Маскарад» и тема призрачности настоящего, которая в каждой детали спектакля кричала о себе. И Эллочка искала этот маскарад в себе, в сидящем рядом и ерзающим в красном кресле Романе, в тех, кто сзади, тех, кто впереди, справа и слева. Выставляются напоказ мнимые страсти, а настоящие чувства скрыты под масками искусных декораций. Роли. Игра, так свойственная человеку как виду, затягивала в себя, заменяла собою жизнь. Люди играли в любовь, во власть. Агрессия. Забава от скуки, маскарадная шутка оборачиваются настоящей трагедией, заканчиваются смертью. Карты, маски, занавесы. И во всем этом вырисовывался образ Неизвестного, который стал главным героем спектакля. Не Арбенин, нет. Мистический образ рока, неотвратимого хаоса, который правит всем этим вселенским карнавалом. Арбенин, дерзко вступивший в столкновение со светом, – всего лишь игрушка в руках судьбы, и участь его предрешена. Двойственность, двоемирие, где реальность на поверку оказывается призрачной иллюзией, где не понять, когда нет маски, и когда она на лице у действующих лиц «Маскарада». Так слиты грани: маскарада, страшной жизни, света.
Эллочка была так взволнованна, что казалось, лишится чувств. Но тело ее отреагировало по-другом. Сильное напряжение сменилось теплыми волнами, толчками раскатывающимися по ее телу, очень сильными, до невыносимости приятными, где-то внутри внизу ее живота. И немного слабее, но более мягко разлились по всему телу. Это был первый в жизни Эллочки оргазм.
А Петр так и не смог встать с кровати. Он попытался, но тело его не слушалось. Несколько минут он заливисто кашлял, а потом задохнулся. Последними его словами были: «Кэт, я иду к тебе».
Толчок. В голове гул – как будто тысячи паровозов начали свой бешеный железный ход. А может, это и не в голове гул вовсе, а где-то в необъятных просторах Вселенной.
***
«Кэт, я иду к тебе», – Петр очнулся от невероятно громкого своего шепота. Как-то он выполз на холодный снег. Он лежал на нем, как на холодном покрывале асфальта, запорошенном снегом, впереди красавалась красная буква «М» и звездочка-станция-звездочка-метро-звездочка-новослободская. Сооружено звездочка-1949-звездочка-1951-звездочка.
Как он оказался тут, он не помнил. Но оказался правильно. Потому что следующий его заказ был на зеленой ветке. Нужно опять зайти в подземку и сесть на электропоезд. А эта Кэт невероятно похожа на ту женщину с фотографии в доме Офелии и на саму Офелию тоже, малость помолодевшую.
В кармане его куртки затрезвонил телефон.
Петр посмотрел на экран телефона – «Настя». Автоматически он нажал на зеленую трубочку.
– Привет. Это я. Я тебе вот зачем звоню…
И мысли Петра пошли блуждать стройным хороводом вокруг всего, чего угодно, кроме того, о чем говорила Настя. Он силился ее услышать, но у него не получалось, как будто в голове стояла программа «Ты ее не слышишь».
«Это что-то новенькое», – подумал Петр. Выход из депрессии раньше отмечался по-другому. Все было серое, вонючее и тупое. Но глухим он был в первый раз.
Читать дальше