Елена Фёдорова - Лунное молоко. Научно-мистический роман

Скажи она сейчас: «Пойдемте гулять по городу», он бросит всё, помчится за нею следом, споёт серенаду, подарит розу с шипами, чтобы она уколола пальчик, а он будет его целовать страстно, нежно, неистово…

– Я верю в духов, – повторила Альбертина с улыбкой. – Доброй ночи.

– Подождите, – портье преградил ей путь. – Хочу сказать, что ваше бесстрашие мне нравится. Но, все же, будьте осторожней. Духи не любят, когда их тревожат… Не вторгайтесь в их тайны, в их чувства, в их эмоциональное пространство, синьора.

– Звучит пугающе. Но, как я узнаю, где это пространство, в которое мне вторгаться не стоит? – спросила она, побледнев.

– Вы его почувствуете, – проговорил он, понизив голос. – Это, как электрический разряд, как искра от прикосновения к наэлектризованному предмету.

– Что делать, если эта искра возникнет? – поинтересовалась она.

– Замереть и ждать… слушать… – он поклонился. – Доброй ночи, синьорина.

– Buоna notte, – сказала Альбертина и пошла к себе.

Она распахнула окно и долго смотрела на Луну, прячущуюся в облаках. Ей не хотелось спать, хотелось надышаться воздухом Венеции, чтобы потом вспоминать каждую мелочь, каждый звук, услышанный здесь. Завтра она покинет этот город. Завтра эта реальность превратится в нереальность, в сон и постепенно сотрется из памяти всё, что сейчас в ней так ярко…

Звон разбитого стекла напугал Альбертину. Она захлопнула окно, посмотрела на часы. Без четверти три. Скоро рассвет. Нужно немного поспать. Завтра долгая дорога. Альбертина разделась. Платье заискрило.

– Ну, зачем ом мне сказал про наэлектризованность? – простонала она. И тут же выпалила. – Одежда искрит не потому, что мы вторглись в чужое пространство, а потому что она сделана из синтетических волокон. Всему есть разумные объяснения. Всему… – и чуть мягче. – Я ничего не боюсь… Я вас люблю… Я желаю вам доброй ночи… Buоna notte…

Альбертина улеглась в постель и моментально уснула. А проснулась от резкого толчка, словно кто-то её разбудил. Кто? Венеция. Она захотела открыть Альбертине одну из своих многочисленных тайн, поведать историю любви, веры и прощания… Поняв это, Альбертина превратилась в зрение и слух, стала частью эмоционального пространства духов. С легкостью вошла в него, испытав при этом чувство полёта.

– Невесомость – вот чего нам всем не хватает, – подумала Альбертина. – Мы держимся за условности. Они нас заземляют, сковывают цепями суеты и лживыми обещаниями. Не вырваться из этого замкнутого круга… Душа окаменеет в ожидание чуда. Не ждать его, а сделать шаг ему навстречу – вот мудрое решение. И тогда невесомость станет освобождением от оков…

Дуновение ветра, плеск воды и рассветное солнце, разорвавшее завесу тьмы, обрадовали Альбертину. Она зажмурилась.

– Скорее, скорее, скорее, – приказал вихрастый паренек, схватив её за руку. – Что ты остановилась, неуклюжая курица? Из-за тебя мы пропустим самое главное.

Альбертина не рассердилась на него. Из подсознания возникло понимание того, что всё происходящее с ней сейчас – это страницы прошлого. Их общего прошлого, в котором они с мальчиком были счастливы. Тогда они были детьми… А потом? Потом – пустота, в которую они сейчас бегут. Там есть заветная дверь, за которой незнание станет знанием, заполнятся недостающие квадратики жизненного пространства. Она искренне верит, что встреча с прошлым поможет ей, подскажет нечто важное… Нужно довериться этому мальчику, ругающему её за нерасторопность.

– Скорее, скорее, скорее…

Он не бежит, летит над землей. Она старается ему подражать, путается в длинном подоле своего платья, подхватывает его, кричит:

– Ма-ри-о-о-о… смотри, я тоже умею летать!

Он смеется звонко, беззаботно. Его смех ударяется мячиком в стены домов, ныряет в канал и исчезает в его непрозрачной воде.

– Ты – не курица, не курица, – кричит Марио. – Ты – цапля, длинноногая цапля…

– А ты… ты… балбес… – она останавливается, опускает подол, прячет свои худые ноги и уже не летит, а идет следом за Марио.

Ещё пара зигзагов и они у цели. Ей не хочется спешить. Хочется продлить миг до встречи с чудом, продлить свою детскую угловатость с припухлостью губ, которые он обещал поцеловать. Пусть подождет немного. Пусть…

Он скрывается за поворотом. Она медлит, но любопытство толкает её вперёд. Она делает шаг и замирает.

Марио стоит па коленях на краю земли и целует солнце.

– Как, как он это делает? – недоумевает Альбертина.