– Из десятого? – спросила повариха. Белый халат смотрелся на ней как кожа на барабане.
– Из него, – ответил Шуля.
– Не готово еще. Через час придете.
– О, кей, – сказал я, хитро подмигнув Шуле, – помчали за пивом.
Вышли, и поплыли в сторону ларьков.
****
На пятый день пребывания в этом богонеугодном заведении меня вызвали к психиатру. Мне повезло – я попал к молоденькой дамочке. (Беседовать с ветхозаветной бабулей из соседнего кабинета – удовольствие сомнительное). Это была полногрудая шатенка с длинными блестящими локонами. Кэтрин Зета – Джонс, ни дать, ни взять.
«И что она забыла в этой дыре, – подумал я, – совсем не подходящая среда для такой орхидеи».
Кэтрин сидела за столом и листала какой – то глянцевый журнальчик.
– Здрасьте, – сказал я, развалившись на стуле.
– Сядь нормально, – рявкнула орхидея, моментально разбив всю мою хрупкую лирику.
Я подобрался.
– Фамилия? – спросила она, отложив наконец журнал.
– Чья? – решил поиздеваться я.
– Ну не моя же, – ответила звезда Голливуда, сверля меня взглядом.
– Моя фамилия, – кивнул я на папку перед ней, – огромными красными буквами увековечена здесь.
– Умный?
– Был бы умный, – вздохнул я, – сюда бы не загремел.
Кэтрин разложила на столе какие – то карточки с рисунками.
– Что здесь изображено? – ткнула она ноготком в одну из них.
– Кремль, – без раздумий ответил я.
– В шестое хочешь? – пригрозила орхидея.
– Ну хорошо, хорошо, – сказал я, вглядываясь в замысловатые узоры, – Лев Толстой в «Ясной поляне». Здесь отчетливо видно, как он плугом пашет землю. И Софья Андреевна тут. Сидит на веранде, чайком балуется.
– Здесь что? – с каменным лицом Кэтрин придвинула следующую карточку.
– Купель Силоамская. И сады Армиды.
– Хорошо, так и запишем, – она раскрыла папку и взглянула на меня исподлобья.
– Пишите, пишите, – не унимался я. – Девушка, я вас очень прошу, поставьте мне диагноз – «хронический раздолбай с прогрессирующей формой легкомыслия», не ошибетесь.
С едва заметной улыбкой Кэтрин записала в моем личном деле «здоров».
– А что вы делаете сегодня вечером? – спросил я, поднимаясь.
– Ой, иди уже, Дон Жопен. Давай следующего зови.
****
Как – то раз друзья привезли Лехе травы. Шуля дуть отказался, и, дождавшись отбоя, мы пошли в туалет вдвоем. Леха достал из кармана пипетку, втянул с ладони траву, и протянул мне. Я затянулся, покашлял и передал Лехе. Покурив, мы вернулись в палату, и стали уничтожать все свои съестные заначки. Ребята давно спали, а мы сидели на своих койках и чавкали.
– Ты как? – едва сдерживая смех, полушепотом спросил Леха.
– Нормуль, – ответил я, выдавив колбасный паштет в рот, – не спалиться бы только…
– Ложись, и не спалишься, – Леха смял пакет из – под чипсов и убрал в сумку.
Я прилег. Уткнув голову в подушку, мой сокурыш глухо смеялся.
Вскоре я отключился и увидел идиотский сон. Снились мне фигуристки. Выступали они на стадионе. Я сижу на трибуне. Вокруг меня странные люди бандитского вида. На них телогрейки, ватные штаны и валенки. А я почему – то голый. Звучит гимн России. Вдруг кто – то толкает меня в спину, и я падаю на лед. Ко мне подкатывают фигуристки, хватают за руки, за ноги и тянут в разные стороны. Гимн смолкает. Люди на трибунах в ожидании замирают. Легко разорвав меня на части, фигуристки скользят по кругу, демонстрируя публике мои фрагменты. Затем выбрасывают их на трибуну. Вступает торжественная музыка. Начинается хаос. Все дерутся за куски человечины. И тут я обнаруживаю себя в беснующейся толпе. Пытаюсь отобрать свою ногу у небритого мужика с приплюснутым носом. С большим трудом мне это удается. Мужик падает на колени и рыдает. Я жадно впиваюсь зубами в ляжку, и понимаю, что ем жареную баранину. А рядом дети. Грязные, неухоженные. Фигуристки смотрят на меня с укором и в один голос твердят: «Зачем отнял у маленького?! Зачем отнял у маленького?! Верни украденное!» Мне становится ужасно стыдно.
– Он первый начал, – краснея, оправдываюсь я, и отдаю кусок ребенку.
Мда, наверное, Кэтрин все же ошиблась с диагнозом. Думаю, что здоровые таких снов не видят. Даже по накуре.
****
Потом в седьмом корпусе мне сделали энцефалограмму.
Выйдя из кабинета, я заметил интересного пациента. Он был в широкополой фетровой шляпе, кожаных мокасинах и махровом халате.
Пушистые седые бакенбарды и бледная кожа делали его похожим на аристократа 19 века. Старичок сидел в коридоре на стульчике и читал книгу. Я присмотрелся – Хорхе Луис Борхес «избранное».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу