Крыласов Александр - Переплут и Бурмакин

– Скажите мне, это сон?

– Да, сон, сон, успокойся, – обнадёжил незнакомец.

– Какой-то он странный, этот сон.

– Все сны странные, поэтому они и забываются наутро. И этот сон ты тоже забудешь.

Незнакомец кого-то Ване напоминал. Очень знакомого человека. Очень-очень. Тут до Бурмакина дошло – молодой человек был точной копией его самого, братом-близнецом, даже голос был как у него, точь в точь. А двойник брезгливо осмотрел изгвазданную однушку и вынес вердикт:

– Да, Ивашка, смотрю я на тебя – ты знатный ендовочник.

– Кто я?!

– Ендовочник, парняга, охочий до хмельных напитков.

– Это да-а-а, это дело я люблю, – ухмыльнулся Бурмакин, – только моему боссу не говорите. Даже во сне.

– Могила, – заверил незнакомец.

Он побродил по квартирке, осторожно обходя пенистые лужи, поморщил нос, поглазел на жалкого, вымоченного в пиве Ивана и выдал:

– Ну, ты и хухря.

– Кто я?!

– Замарашка, неряха.

– Я неряха?!

– А кто ты? В зеркало на себя посмотри, грязнуля. Умурзился пивом с головы до пят и ещё спрашивает.

– Что сделал?

– Умурзился. Выпачкался, то есть.

– На каком языке вы всё время разговариваете? – начал раздражаться Бурмакин.

– На древнеславянском. Не плохо бы вам, славянам, хоть немного его знать. Совсем скурвились, кексы, токмо и знаете, что англицкие слова зубрить.

Бурмакин прислушался – съёмная квартира располагалась на первом этаже, ниже находилась ДЭЗовская подсобка, и оттуда доносились какие-то нездоровые песни. Ваня, уже не обращая внимания на своего двойника, примерился и со всей силы треснул локтем по дверному косяку. Руку пробил разряд тока, боль ударила в шею и голову, но Иван так и не проснулся.

– А-а-а! – взвыл Бурмакин, – так это не сон?!

– Может, и не сон, – пожал плечами брат близнец.

– А что тогда?

– Явь. А, может быть, Навь. Сам разбирайся.

– А ты кто такой?

– Называй меня – брат-два.

– Брат-два, ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?

– Встреча с всепланетным разумом, – напыжился брат близнец и принял позу Наполеона.

– Такое ощущение, брат-два, что тебя из сумасшедшего дома выпустили, – скривился Бурмакин.

– Угу. Под залог.

– А, может, это я в сумасшедшем доме? – осенило Бурмакина, – и у меня у самого раздвоение личности?

– Всё может быть.

– Довела меня, эта чёртова работа! – Ваня ещё раз заехал локтем по косяку, сел на пол и разрыдался.

Брат-два выждал необходимое для скорби время и прервал плач «Ярославны»:

– Хватит ныть, Ивашка, как-то не солидно с твоей стороны. Нюни тут, понимаешь, распустил. Знаешь, что такое нюни?

– Нюни они и есть нюни, – проскулил Бурмакин.

– Нюни – это губы, – просветил Переплут, – слово знаете, а значение напрочь забыли, недопёски, Иваны, не помнящие родства. Скажи ещё спасибо, что я все раны твои затянул, а ведь мог бы и не заморачиваться.

– Премного благодарен. А анахронизмов я не меньше твоего знаю, ваше сиятельство. Усвоил?

– Ивашка, богов так не почитают.

– Да-а-а? А как их почитают?

– В ноги кидаются, чиры (башмаки) целуют.

– Обойдёшься.

– Совсем оборзел народишко, – вздохнул двойник, – никакого трепета перед Небожителями не осталось.

Бурмакин почесал затылок, с сомнением посмотрел на близнеца и пробурчал:

– Так ты, значит, Бог?

– Да, – скромно кивнул брат-два, – Славянский Бог по имени Переплут.

Ваня хотел подойти, рассмотреть славянского Бога поближе, но поскользнулся и вновь очутился в пивной луже.

– Та-а-ак, а кто тут порядок наводить будет? – поинтересовался Бурмакин из положения лёжа, – напортачил, небожитель – будь добр, приберись.

– Тебе надо, ты и прибирайся. А моё дело – сторона, я только пакостить умею.

– Не понял?! – повысил голос Бурмакин, – нука, быстро всё убрал!

– Мне опять что ли, в чудище о трёх головах превратиться? – кротко поинтересовался Переплут, – только на этот раз я тебя, грубияна, не пощажу, запеку как окорочок в микроволновке. Будешь таким молчаливым, тактичным и аппетитным окорочком. К тому же, от тебя будет приятно пахнуть, не то, что сейчас. Ну, и воня (аромат) от тебя.

– Я не хочу быть окорочком, – закапризничал Ваня, поднимаясь на ноги и обнюхивая свою пропитанную пивом рубашку.

– Никто не хочет, а как по-другому с вами, с неслухами бороться? Только с помощью кулинарии – вот так запечёшь одного баламута, остальные будут как шёлковые.

Ваня, матерясь на чём свет стоит, залез на стул и принялся вытирать стену полотенцем. Стул опасно покачнулся и чуть не опрокинулся.