Андрей Буровский - Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы

Лунная дорожка пролегла,

К счастью несомненная дорога.

Забавно. Тогда казалось – счастье непременно состоится. Оно не произошло никогда, и уже ясно – не будет. А дорожка… вот она, золотистая, зыбкая, с размытыми неясными краями! Та самая, в точности, как бежала ко мне по волночкам тогда, в юности. Мани, лунная дорожка, новое поколение. Мани, Луна, моих сыновей и дочерей. Делай свое доброе старое дело – хоть у кого-нибудь счастье да состоится. И валуны те же. И лес. Мир, конечно, изменился за треть века. Но я изменился куда больше.

Второй час ночи. Прохладно – север, север… Жарко было днем, а ночи прохладные, ясные. Луна встала выше, делается серебряной, и дорожка от нее – из серебра. И закат стал ниже и темнее. Скоро останется только полоска, светлый краюшек неба за Озером. Так и будет стоять, пока к четырем часам не поднимется новая заря.

Жаль, у меня нет тех эмоций, с которыми я треть века назад, молодым, сидел на берегу Озера, смотрел на такую же луну. Есть такие… умеренные переживания, нет половодья чувств. Взгляд прохладный, спокойный, сухой.

Вот ты и похолодел…

Наверное, необратимо.

Ты сам же этого хотел,

Так что затосковал, родимый?

Это писалось года три назад. Тоже на Озере. С тех пор я перестал тосковать по угасшей внутренней жизни. «Гуннар оперся на копье… А что поделать? Ноги то все равно уже нет».

В который раз за последние годы, поднимаю лицо к мерцающему небу в разводах посеревших облаков, к смутному небу белой ночи:

– Спасибо, Господи!

За что спасибо? А за все. За здоровье – в «почти шестьдесят» бодр и активен. За мои два выводка детей, здоровых и умных. За то, что мама ушла из мира поздно, в 87 лет. За сделанную карьеру. За мою известность. За слово, сказанное в науке… и которое я продолжаю говорить. Спасибо за состоявшуюся жизнь.

Если братец даст доверенность сыну, мы с Сашкой прихватизируем кусок земли… И тогда я построю тут дом. А сейчас я еще прогуляюсь. Я пройду мимо дома, где жил на даче сорок лет назад. Мимо бревенчатого здания, где тогда была библиотека, от которого вела тропинка к причалу. Я постою у развалин причала и вспомню, как в сильный ветер бились об него волны Озера. Как я, четырнадцатилетний, смотрел на волны и ловил лицом пену, которую ветер срывал с волн. Я пройду мимо кладбища, где лежит мой дурной племянник, неудачливый рэкетир Ванька. Я еще постою под соснами в прохладном сумраке самой короткой в году ночи. И пойду спать. Завтра ночь уже станет короче на какую то ничтожную часть суток.

В Финляндии лежит снег, свистит ледяной ветер. Минус пять. Финны кутаются в шубы, им страшно холодно. Самолет поднимается, и видно, что в Балтийском море плавают льдины. Их немного, но они все-таки есть. Потом под крылом самолета пошел берег. Зеленый такой, и при том низменный. Зелень на нем сменяется проплешинами снега. Очень скоро опять берег, мелководье, и на нем – то ледяные поля – с воздуха прикинуть, по нескольку сот метров каждое, то серая вода, под которой хорошо видны отмели и вообще рельеф дна. Светлая такая вода, вряд ли глубже нескольких метров. Ага! Это мы пролетели «ножку» полуострова Ютландия.

Вода, вода. Отмели… Суша подходит близко к поверхности воды, но никогда не поднимается наружу. Когда-то, в конце Великого оледенения воды хлынули на эти земли. Все, кто не успел бежать на юг, кого окружила и не выпустила вода, утонул. Не только люди, множество животных тут погибло. В этих местах нашли и челюсть саблезубого гомотериума. Здоровенная была кошка, почти с тигра, и с клыками примерно в 10 см в верхней челюсти. Не как у махайрода, который и закрыть челюстей не мог, но все же в 2 раза длинней львиных.

Самолет ложиться на крыло, пошел берег, повыше и попрочнее прежнего. Холмы… Холмы все выше, и без малейших признаков снега. Снега нет вообще! Вершины холмов заметно ближе к самолету, но и они покрыты лесами. По большей части лес черный, лиственный. Редко мелькают колки зеленых сосняков. Между холмами – дороги, аккуратные четырехугольники полей и садов, домики вдоль дорог, городки, и среди городков ― высокие красивые соборы. Это уже Франция, Арденны. Бельгия Люка к северу, Германия ― к северу и востоку. Речки, маленькие и какие-то тоже аккуратные, сильно петляют среди холмов. Никаких признаков снега! И солнце стоит высоко: это же юг, 48-я параллель. Совсем другая страна, экологическая зона, другая часть нашей праматери-Европы.