Андрей Буровский - Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы

Такую погоду охотники называют «чернотропом». По следам не найдешь никого, звери бродят, не чуя опасности. Но лося брать – только с собаками, иначе его не догонишь. Два года назад брали такого… европейского недомерка. Взрослый сильный зверь, а по размерам – с подростка сибирского.

Все время в воздухе – шорох и треск. Это звуки тоже холодные, зимние. Я знаю, что это трещит. Спускаюсь к воде. На Енисее бегут по этой воде световые дорожки, в заливчике нет света совсем. Вон треснул лед слева, у заберегов, на границе черной, страшной воды заводи. Вот шорох, где взялся лед. И все равно это шорох тревожный, словно кто-то громадный подкрадывается, внимательно смотрит в спину. Не надо давать волю неврастении, но я остро чувствую время, когда словно оживает древний германский фольклор.

Когда-то другой человек выходил из дома в такое же время суток: сделать часть пути еще в темноте, до позднего зимнего рассвета. Выходил, шел по еле заметной тропке, поправлял за спиной бронзовый меч. Слушая шорох, подумывал о троллях, смотрел на мерцающие с неба глаза Локки. Человек, чья кровь во мне, память которого живет в извилинах моего мозга, знал – бояться нельзя, но боялся. Ему было труднее – он шел по земле, которую делили с человеком многие существа. Не только Локки и тролли: человек уступал дорогу, заслышав сиплое мычание зубра. Слушал дальний вой волков и отвечал, беседуя с серыми братьями.

Я тоже знаю, что бояться нечего… и вообще я нахожусь посреди громадного города. Опасность – только игра, сонный бред, проснувшийся в подсознании. Я чту братьев германца, волков, но чтобы послушать волков, надо забираться за сотни верст от Красноярска. Меня приводит в трепет косматый дремучий вид зубра, его запах. Но зубры сидят по заповедникам. Локки и тролли? На мне повешенный матерью крест.

И все равно мне жутко у черной промозглой воды, от этого потрескивания, шепота. Недобрая темнота стынет вокруг, не принимает человека. Приходится помотать головой, поднимаясь к насыпи дороги.

Вчера в половине седьмого начали гаснуть звезды. Вышел – мерцают, мерцают. А когда шел обратно, звезды начали гаснуть. Я понимаю, что происходит – ползут тучи. А все равно тревожное, отдающее Босхом ощущение – гаснет небо. Рагнаради. Гибель богов. Конец света. Тучи низко спустились, гасят звуки. В тишине, в предутреннем шорохе инея, гаснут звезды.

Разумный всегда готов ко всему. А, правда, что буду делать, если вот сейчас – Конец Света? Невольно улыбаюсь. И вдруг накатывает благодарность. Стою в шорохе, в свете гаснущих звезд, в наползании мрака. Страха нет, есть благодарность и принятие.

Сейчас уходить из мира? Вот сейчас?

Хм…

Если верить легенде, некий сакс хотел вернуться в Англию, убить как можно больше норманнов, «и пусть меня рубят на куски». Потому что этого сакса «догонят в мудрости» те, что «стал рабом там, где родился господином».

Но я то стал господином там, где родился рабом.

Меня воспитали маменькиным сынком, место которого – доживать чужие судьбы, пусть судьбы предков.

Судьба и собственные кости хрустели, но я – самый известный за всю историю семьи.

Я пришел в жизнь чеховской барынькой в теле молодого мужчины. С чудовищной беспощадностью меня учили только одному – заламывать руки и переживать, переживать, переживать…

Я сделал из себя мужчину – сам. Женщины, которая мне помогла бы, Господь мне не подарил. Я не раз плакал и кричал: за что мне это?! А Ты знал, Господи, и был Ты, как всегда, прав – не надо было. Помоги мне когда-то, молодому, первая бывшая жена, помоги дама, которую я бешено любил – я бы иначе стоял в этом колышущемся мраке.

Меня воспитали невропатом, культивирующем симптомы неврастении.

Я сам себя сделал, какой есть.

Красная сволочь засунула меня на окраину мира, в жопу цивилизации.

Я сам уехал в один из ведущих городов Европы.

В этой жопе мира моя судьба была судьбой изгоя. Обо мне не раз говорили в жопе мира – из этого то ничего не получиться. Так и сдохнет, подающим надежды.

Я сам себя сделал человеком, стирающим усмешки с морд провинциальных неудачников.

Я пришел в мир глубоко средним советским интеллигентом.

Я живу жизнью своего города, своей цивилизации, своего сословия.

Что, если сейчас… вот сейчас страшный удар обрушит меня, мрак охватит, и я рухну в бездну, в круговорот камней, деревьев, воды и воздуха? Если мир придет в состояние хаоса, из которого Он начнет создавать новый мир?