ГАБЕН. Да. Мы в ответе за всех, кого приручили…
Что вы на меня так смотрите?.. Господи, да нет здесь никакого Экзюпери! Я просто процитировал.
ШТЕРНБЕРГ. Не смешно.
ГАБЕН. А я и не смешил.
РУДИ. Ой, а в том кино про машиниста – помните? – наш месье Жан Габен местами был очень даже смешон. Правда! Я просто хохотал.
РЕМАРК. Я давно заметил, что у тебя странное чувство юмора, дорогой Руди.
РУДИ. Да? Ну, мне, конечно, трудно соревноваться с великими писателями-поэтами, дорогой Бони-Ремарк! Мне просто столько не выпить…
ПИАФ. Да уж, весёлая компания собралась.
МАРЛЕН. Ради бога, перестаньте! Прекратите немедленно! Ну почему, почему вы всё время ссоритесь? Вы же все такие умные, такие образованные! Вы же все гениальные люди! Лучшие из лучших! Почему вы не можете просто любить друг друга, как я вас люблю! Всей душой, всем сердцем, без корысти и зависти, без ревности и ненависти. Каждой клеточкой своей, без остатка! Что вам мешает? Ну, посмотрите же на меня! Прислушайтесь ко мне! Неужели вы не видите, что я всех вас просто люблю!
Люблю! Люблю!! Люб-лю!!!
К концу монолога все исчезают вместе со столом. Марлен оказывается одна.
Марлен Дитрих
МАРЛЕН. Потери означают одиночество.
Болит душа, когда невозможно больше поднять трубку, чтобы услышать голос, по которому тоскуешь. Мне не хватает моих друзей…
Мне не хватает Хемингуэя, его юмора, вселяющего бодрость. Мне не хватает его советов, сдобренных шутками, его пожелания доброй ночи. Я всё ещё слышу его голос. Я не могу смириться с его потерей… Кажется, если бы я в тот момент была рядом, не случилось бы этого ужасного непонятного самоубийства…
Каждый день снова и снова я поражаюсь силе и живучести, которыми обладает горе. Увы, время исцеляет не все раны. А шрамы болят точно также, как сами раны, даже по прошествии многих лет.
На сочувствие других не следует рассчитывать. Можно обойтись и без них. Это так, верьте мне.
Но остаётся одиночество.
Можно заполнить пустоту, как заполняют пустой дом. Но нельзя заменить присутствие человека, который был в этом доме и давал смысл жизни. Также и с душой.
От одинокости можно ускользнуть, от одиночества – нет.
Я – легенда. Я – звезда. Я – кинодива… Говорят, что все об этом мечтают. Во всяком случае, многие.
Это хорошо, что люди мечтают. Я – легенда, я – звезда. Я парю над землёй и у меня над головой нимб. И вся жизнь – сплошное счастье…
Я бы тоже хотела так помечтать…
Ещё говорят, что я погубила много мужчин. Не знаю. Возможно, они тоже мечтали о том, чего не бывает на самом деле, и реальность их разочаровала. Во всяком случае, всё, что я делала в жизни, я делала искренне, от души…
Теперь я очень боюсь разочаровывать тех, кто мечтает. Моя легенда – моя ответственность. Я и мои друзья создавали её всю жизнь. Теперь она принадлежит миру, и я не имею права её разрушить.
Прекрасная и легендарная Марлен Дитрих должна остаться прекрасной навечно, иначе разрушится мечта. Растает сказка.
Моя легенда – моя тюрьма.
Жан Кокто сказал однажды, что моё одиночество избрано мною самой. Он был прав. Я заставляю себя терпеть его, и это нелёгкий удел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Из воспоминаний Натальи Сац: «Предложение сделать пьесу „Золотой ключик“ Толстой встретил приветливо. И все же писатель обещал пьесу – именно пьесу, а не инсценировку, ибо – „инсценировок терпеть не могу. Пьесу надо строить заново, даже если в ней будут действовать те же лица“, – заявил Толстой.»
Кинопробы к фильму «Голубой ангел» сохранились и есть в интернете в свободном доступе. Однако предполагается, что здесь данная сцена разыгрывается актёрами, а в конце спектакля реальная видеозапись кинопроб демонстрируется как воспоминание о прошлом.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу