Борис Михайлов - Конформист. Записки провинциального журналиста о времени, профессии и о себе

Народ долго возмущался, продолжая материть маму, женщину, со второй полки, позвавшую меня, дурачка, не знавшего, что красный рычаг предназначен для экстренной остановки поезда. Ругавшие маму активисты, были глупее меня, предполагая, если наш вагон остановился бы, следующие вагоны натолкнулись на него, и перевернулись. Произошла бы катастрофа. В свои 8 лет, я знал, этого не может произойти, торможение происходит одновременно всех вагонов, соединенных в единую тормозную систему.

Через какое-то время в вагон вошла делегация поездного начальства: начальник поезда, два милиционеры, несколько энкэвэдэшников в кожаных тужурках и кепках, как в кино. Продолжаю теряться в догадках, как вычислили вагон и кран, который дернули. Скорее всего, кто-то донес. Маму заставили предъявить документы, пропуска на себя и меня. Второго пропуска, естественно, не имелось. Спасительную роль сыграло мамино удостоверение работника совнаркома Азербайджана. Поездная бригада была из Баку, и всё закончилось составление акта с подписями свидетелей происшествия и угрозой, что в Баку НКВД разберется, случайно ли я дернул кран или преднамеренно, чтобы нарушить расписание, движение воинских составов. Мама пила таблетки, и ждала кары в Баку. Соседи по отсеку очень напугали её, объясняя, какое это преступление, в военное время пытаться остановить поезд, нарушить движение поездов на линии снабжения фронта нефтепродуктами из Баку. Мама плакала.

К счастью, происшествие закончилось без последствий. Маму даже не вызывали в НКВД. На работу к ней пришел сотрудник, расспросил подробности, записал, мама расписалась и больше её не трогали

В Баку, я вернулся в свою школу №42, во второй класс и успел к знаменательному событию в жизни каждого советского школьника. Класс готовился к торжественной линейке, где всех нас должны были принять в пионеры.

Принимали сразу всем классом, было нам по восемь лет, согласия никто не спрашивал. Это в хрущевские и последующие времена, родители по религиозным или каким-то другим соображениям, могли не позволить ребенку стать пионером. Решились бы родители ребенка в 1944 году отказаться от красного галстука! Живо отправили бы далеко за Урал.

Мы выстроились в линейку в длинном школьном коридоре, старшеклассники – комсомольцы торжественно внесли знамя, не помню какое, скорее всего, школьное, и каждый из нас перед знаменем произнес клятву: «Я, юный пионер, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь, что буду твердо стоять за дело Ленина – Сталина, за победу коммунизма», и так далее. Затем комсомольцы каждому повязали красный галстук, старшеклассники забили в барабаны, затрубили в горны, красивая девушка из райкома комсомола, отдавая честь у знамени, торжественно провозгласила: «Юные пионеры! К борьбе за дело Ленина – Сталина будьте готовы!»

– «Всегда готовы!» – хором ответили мы, и запели, отрепетированное заранее:

В 1945 году мне было уже 9 лет, и многое отчетливо сохранилось в памяти. Прежде всего, два салюта. 1 мая и 9 мая. Позже я много раз смотрел салют с Бульвара, из парка Кирова, но такого потрясающего зрелища, как в День Победы сорок пятого, больше не видел.

Помню раннее утро 9 мая. Всех нас разбудила громкая, на весь двор, музыка, громкие крики людей, вышедших во двор. Кто плакал, кто смеялся, все были возбуждены.

С началом войны все радиоприемники и радиолы у населения изъяли. В последние дни апреля 45-го, их вернули владельцам, и теперь они гремели на весь двор и улицу.

Всю войну мы продолжали жить в Арменикенде, на Верхнее – Бульварной улице, в 223 – м квартале, в котором в послевоенные годы, с отменой карточной системы, заработал ресторан «Мугань». В 60 – 70-ые годы, со стороны проспекта Ленина, пристроили башню – высотку отеля с тем же именем. Название Ленинского проспекта заменили на проспект Свободы – Азадлыг. Долгое время с фасадной части нашего квартала пустовало помещение бывшего магазина, в котором, мы дети, играли в прятки. Потом там разместились пожарные со своими красными автомобилями. Позже пожарников сменили продовольственный, а затем промтоварный магазины.

Репрессированные в 1937 году, отец моего папы Сергей Михайлович и старший брат Костя, сгинули безвестно в сталинских лагерях. Мама отца, Ванда Эдуардовна, благодаря знаниям основ медицины, полученным в Институте благородных девиц, выжила в казахстанских лагерях, и в 1950 году вернулась в Баку, узнала, кто состряпал донос на её семью.