Сергей Вологодский: 365 дней в сапогах!

Каждый четверг нас водили в баню, которая находилась в подвале санчасти. Перед помывкой, нас осматривала молоденькая медсестра. Девчонке было лет двадцать пять, может двадцать шесть, но она без всякого смущения осматривала наши голые тела, на наличие болячек. Мы же ее все стеснялись, ведь в помещение было холодно и наши стручки, по естественным причинам, пытались спрятаться внутрь. Они выглядели маленькими и сморщенными. В самом банном помещении пол был ледяным, удивительно, что еще вода не замерзала на нем. На всю помывку роте отводилось всего пятнадцать минут.

– Вам, салаги, выпало служить всего лишь год! Вы суки, должны понять все тяжести и лишения службы за короткий срок! Значит, и время помывки вам тоже сокращаем! – орал прапор Горин.

Курящим было сложнее, курить разрешалось только после завтрака, обеда и ужина. В остальное же время терпи. Сержанты курили, когда хотели, а вот нам не разрешалось. И с сигаретами тоже проблемы, пока мы не примем присягу, нам не разрешалось ходить в чепок. Хочешь сигарет? Плати сержанту полтинник, и он тебе сходит и купит сигарет. А если не хочешь платить – кури бамбук! В туалет разрешалось ходить только когда соберется десять человек. На вопрос:

– А как быть?

– Своему товарищу в карман сходи! Если терпеть уже не можешь! – кричал прапор.

Горин кричал всегда. Мы никогда не слышали его нормального голоса. Только крик. Не раз он на службу закатывался пьяный и наливал сержантам. Они тихо сидели в своем кубрике, тогда нам разрешалось свободно сходить покурить или посетить туалет. Много ли солдату нужно? Как-то один раз сержант Иванов увидел на моей шее серебряную цепочку с иконкой. Иванов прижал меня к стенке:

– Снимай! – крикнул на меня сержант, дыша своим перегаром мне в лицо.

– Нет, – чуть слышно ответил я.

– Ты, сука, офигел? Цепочки носить в армии запрещено!

– У других тоже ведь есть, – вновь прошептал я.

После этих слов я получил в живот и согнулся пополам. Потом последовало пару ударов по корпусу. На крик из кубрика выглянул младший сержант Матназаров и увел Иванова в кубрик. Горин часто шутил, называя Матназарова – человеком с ругательной фамилией. Так в армии я первый раз получил пилюлей, после них отправился спать. Утром ко мне подошел Иванов и попытался извинить за вчерашний инцидент. Только выдал мне все так, словно это я был во всем виноват.

За три дня до присяги нас усердно гоняли на плацу, даже следил за нашими занятиями замполит части. Маршировать у всех получалось нормально, но когда майор увидел, как мы выходим из строя, он просто впал в ужас. И велел продемонстрировать Матназарову, как правильно это делается. Тот покорно нам показал. У майора глаза на лоб полезли от увиденного:

– Сержант, ты сам не умеешь! Как ты можешь учить чему-то молодых бойцов? Какой мудак тебя сюда направил? Они там совсем, что ли охренели? – разорялся офицер. И весь следующий час уже учил сержанта выходу из строя.

За день до принятия присяги мы сидели в казарме и наизусть заучивали ее. Многим это пригодилось. Вечер того же дня нас всех построили на взлетке и велели взять свои подушки.

– Сегодня вы еще запахи, но завтра станете – духами. Сейчас мы будем выбивать из вас эти запахи. Взвод готовься! Огонь! – ликовал сержант Иванов.

После этих слов мы кинулись дубасить друг друга подушками. Было очень весело. После этой традиции мы отправились спать.

В день принятия присяги был сильный и мокрый снег. Кто первый принимал присягу, еще успел ее прочитать по листку, остальным же приходилось ее вылавливать из своей памяти. Мы стояли и смеялись над собой, кто чего только не насочинял. Но все прокатило. На присягу нам были выданы автоматы, держали мы их в руках впервые. И когда пошли в курилку на перекур не знали куда их деть. С автоматами дурачились – изображали, будто мы на войне. Крутились и прыгали по снегу, делали вид, что стреляем по неприятелю и кидаем в него гранаты. Вели себя как малые дети, для нас это была игра – мы не понимали, что приняв присягу, сделали серьезный шаг вперед. Офицеры нас понимали и ничего не говорили.

Вечером новобранцам, к кому приехали родители, были выданы увольнительные записки на сутки. Остальные же остались в кубриках. Нам приносили домашнюю еду ребята, к которым приехали мамы. Пару человек, даже пронесли водку. В тот вечер я впервые напился в армии, но не в последний раз.

Утро началось опять в шесть утра с зарядки, но уже после завтрака мы пошли не на плац, а повели нас в автопарк, где проходил общий развод всей части на работы. Мы были уже полноценными солдатами. Первый раз нас послали красить столбы, на которые была натянута колючая проволока. Столбы все были покрыты инеем и не красились, краска просто не приставала. Но был приказ – красить! Мы красили!