Дмитрий Чугунов - Книга миниатюр

А одиночество приходит тогда, когда мы выпадаем из привычного. Оно рождается, когда я смотрю на Вас и понимаю, что открыл в себе то, о чём никто и не знает, потому что я сам ещё не знал этого до настоящей минуты. И Вы этого не знаете. Остаются в мире – только я и моё чувство. И тогда мы бываем счастливы и… безумно одиноки, не зная, как встроить наше переживание в привычный мир. Одиночество закрывает нас от других, потому что не к ним идёт сияние изнутри нас. Если оно – к Вам, то что мне другие? Оттого мы выглядим странно, подчас нелюдимо, хотя влюблённые люди – самые добрые на земле, они способны рождать, но не разрушать. И хорошо, если Вы сможете поймать и понять мой взгляд. Понять, что одиночество в моих глазах – это и есть то самое, что изменяет мир по-настоящему. Если Вы сами сможете быть настоящей, то почувствуете, что именно Вы увидели. И – примете это. Или не примете. Возможно, смутитесь. Однако в любом случае это станет тем, что Вы будете вспоминать до конца жизни, потому что только это – настоящее, как знак избранности. Вашей избранности. Всё остальное – суета.

Я поднимаюсь по лестнице на свой этаж и, проходя мимо одной из квартир ниже, слышу визгливый женский голос. Он ещё молод и даже упруг, благозвучен, но так и ждёшь в нём первой, пока ещё малозаметной надтреснутости. Прислушиваюсь невольно: кричат на маленькую девочку, грозят прогнать её с глаз долой. Девочка плачет и капризничает. А вчера тот же голос кричал на мужчину. Тот недовольно огрызался, а потом голоса умолкли и были слышны только глухие звуки, когда бьют или отпихивают другого человека.

Мне вспомнилось, как пятнадцать лет назад в этой двухкомнатной квартире тоже обитала маленькая девочка. Её родители выдали старшую дочь замуж, а сами остались «доживать век» вместе с младшей. Они даже получили наследство, как поговаривали, дом где-то в пригороде. Обрадовались, конечно. Ходили с гордо поднятой головой. Улыбались всем соседям – весомо, с чувством собственного достоинства. «Он» даже перестал попивать, а «она» пилить его вечерами. Потом дом продали, на вырученное хозяин купил себе машину. И всё с той же улыбкой он выходил из неё, ставя у подъезда, жена с дочерью спускались на улицу, и все ехали куда-нибудь. Через год её угнали прямо из гаража под окнами. Угнали покататься, а потом сожгли прямо на набережной. Малолетки, наверное. Так и не нашли никого.

«Он» после того заметно сдал. Поседел быстро. Маленький мужичок в невзрачной одёжке. Стал попивать, друзья-алкоголики вновь объявились. Вечерами весь дом наслаждался семейными сценами в публичном исполнении. Однажды ко мне в гости зашёл сосед и спросил, нет ли у меня какой детской книжки. Дочка от них выбежала на лестничную площадку и стояла там, сжавшись, в уголке. Сосед её к себе пустил, чаем напоил и вот пошёл книжку искать, чтобы занятие ребёнку было. Так не раз бывало потом.

Девочка умненькая была. Звёзд с неба не хватала, но на твёрдую «четвёрку» в школе училась. Не злая, но и не мать-тереза, ровная какая-то была. Ровная и обычная, незаметная среди других одноклассниц. С ребятами гуляла, с одним – долго вместе была, рассталась, когда тот пить начал. Он ещё приходил раз к ней поздним вечером, отношения выяснять, кто кого бросил и почему. Закончилось тем, что друг сердечный подрался с её отцом, маленьким мужичком в невзрачной одёжке, и зачем-то побил собственной головой все стёкла в подъезде, его потом «скорая» увезла. Были и другие, за одного девочка замуж вышла. Свою дочку родила вскоре, гордо таскала коляску по тесным лестницам «хрущёвки», накупала ей всякие соки да детские пюре сумками в ближайшем магазине… Квартиру они разгородили по-новому, в одной стороне – родители, в другой – молодые, все с отдельным входом в свою комнату.

Маленький мужичок умер как-то внезапно. Упился в чужой квартире. Пока кореш сердечный бегал за добавкой, ему плохо стало, тот вернулся, а гость уже и не дышит. Мать – так же внезапно. Тот весной, она – осенью. Собачились всю жизнь, а умерли почти в один день. Уж в один год точно.

А в квартире осталось только новое поколение.

Теперь вот я часто поднимаюсь по лестнице на свой этаж и, проходя мимо одной из квартир ниже, слышу визгливый женский голос. Очень узнаваемый голос. С теми же интонациями, что и пятнадцать лет назад…

Как мне кажется, они просто случайно сбились в стаю. Нужно же было как-то выживать. Одна принесла охапку сухой травы, вспомнив своё детство в деревне и то, как приходилось растапливать печь. Принесла – и пошла за сушняком, без костра все бы замёрзли. Другая вытащила из сумки нехитрую провизию, захваченную в последний момент. Там же, в сумке, оказался и тупой столовый нож, которым она, напряжённо хмуря лоб, стала резать хлеб. Долго мучиться ей не дали, кто-то взял буханку из её неумелых рук и просто разломал на части. «Ты бы, б****, ещё салфетки стелить вздумала, чтобы крошек не было! Вон мужики на своей рыбалке жрут без столовых приборов, и ничего, нормально…» – «Да известно, как и что они жрут». – «Скоты». – «Бабоньки, а нечто и нам… не „пожрать“? Мы ж не хуже!». – «А есть?» – «А то, обижаешь!» – «Ну ты, мать, продуманка…»