Александра Жуковская: Аморальный долг. Рассказы

Замуж Янка не хочет. То есть до сегодняшнего момента она об этом просто не задумывалась. А теперь задумалась, но не хочет.

– То есть ты ему отказала?

– Как я могу отказать Фюреру? – от одной мысли о подобном непослушании у Янки лезут глаза на лоб. На что они будут жить – неизвестно. Янка только недавно закончила какой-то левый колледж, да ещё не с первой попытки – до учёбы ли ей? Чем занимается Фюрер, Янка обсуждать отказывается. Я так подозреваю, что ничем.

Однако будет свадьба – так хотят родители обеих сторон, которым весь этот сексуальный беспредел осточертел хуже горькой редьки. Поэтому Янка просит занять денег. Их у меня нет, зато, когда её выпишут, я помогу с выбором платья. Очень закрытого и целомудренного, дабы не смущать следами любви родню из Воронежа. Отсталые люди, что с них взять?

***

Два месяца пролетели незаметно. У Павлика выпал зуб, Янке, наоборот, вправили челюсть, Павликову маму повысили, Наташа – моими трудами – выбилась в отличницы, а у меня протёк потолок. Вода стекает в жестяной таз; можно представить, что это водопад, а жёлтое пятно над головой – яркое солнце Ниагары.

Янка вбегает розовая, возбуждённая, в одной туфле и с полуразрушенной причёской. Благословенна будь, новобрачная!

– Всё было потрясающе, потрясающе!

Если подробнее – с утра полил дождь, парикмахерша опоздала, корсет затянули туго, туфли жали, а нижняя юбка, наоборот, сваливалась; тётка из загса зарядила речь на два часа, по пути в ресторан попали в пробку, потом пробка – от шампанского – попала в Янку, утка остыла, мороженое растаяло, тётя Рая, старая сука, подарила пустой конверт, дядя Гена оттоптал все ноги, потом начался мордобой…

– А брачная ночь? – интересуюсь я, вспомнив, что воплей за стеной слышно не было.

– Какая там ночь? Мы как развезли по домам этих идиотов, я так и рухнула без задних ног, а Фюрера ещё тошнило полночи.

В общем, свадьба – праздник для мазохистов. Между прочим, я всегда это подозревала.

***

У Наташи – день рождения; я сшила ей медвежонка из рваного одеяла, и чёрт знает, почему он понравился ей больше нового айфона. Мы сидим на подоконнике, пришиваем ему лапу, которая оторвалась ещё в процессе вручения. На кухне беседуют взрослые.

– А мой опять вчера нажрался…

– А мой зуб сломал. Ладно бы себе, а то однокласснице.

– А мой второй год не даёт отпуска, скотина.

– У моего гастрит.

– У моего двойка по геометрии.

Что я могу сказать на это? Ведь у меня ничего своего нет. Вчера были деньги за очередной слоган, но мы их тут же промотали с мужчиной, который тоже не мой – просто вернулся. Он уходит и возвращается уже восемь лет. Уходит навсегда, а возвращается неожиданно. И это – каждый раз чудо.

Квартиру, где я прожила последние полгода, тоже нельзя считать своей – завтра я переезжаю. Новое жильё подальше от центра, но зачем мне центр? Зато разрешат держать собаку.

– Риточка, я тебя так люблю! – Наташа обвивает пухлыми ручками мою шею.

– Это моя Риточка! – голосит Павлик. – Моя, моя!

И этим нужна собственность. Милые, глупые дети. Чужие дети – я не вправе их учить.

Перед отъездом решаю заглянуть к Янке. Та сидит на корточках перед стиральной машиной и сортирует мужские носки разной степени потёртости, но одинаково унылой расцветки.

– Вот тебе и пятьдесят оттенков серого, – комментирую я. С кухни доносится запах горелого борща. Янка растрёпана и печальна.

– А где Фюрер?

– Да какой он Фюрер, – вздыхает Янка совсем по-бабьи. – Кобель он драный.

Я замечаю, как изменился её взгляд. Усталый взгляд остепенившейся женщины. Или дело не в нём? Но с Янкой определённо что-то не так. И тут я понимаю – синяки сошли.

К чему лишние вопросы? Ясно и так – Янка уже не нуждается в дополнительных стимуляторах. Ей и без того достаточно плохо. А значит – достаточно хорошо.

Жила-была девочка, звали её Мария, что было очень принципиально; возможно, если бы её звали, скажем, Анжела, Диана или там Сабрина, то и вся её жизнь сложилась бы по-другому, а так, выходит, с самого начала не заладилась. И стартапы у неё не шли, и блог никто не читал, и селфи получались какие-то не такие; немодная была девочка, что уж там.

Но ей, конечно, хотелось быть модной. Поэтому она взялась читать ужасно модную и весьма в её кругах распространённую книгу, которая, между прочим, называлась «Вероника решает умереть». И так эта самая книга её впечатлила, что девочка Мария тоже непременно решила умереть, только для начала посоветовалась с мальчиком Ипполитом.