Елена Богатырёва: Фиса

А в группе я все-таки останусь. Мне понравилось. Вот сейчас у меня домашнее задание – очередной сеанс: мой белый диван превращается в заброшенный старинный замок, я закрываю глаза и спускаюсь по ступенькам в мрачное подземелье. Десять – за спиной гаснет свет белого дня, девять – я несу в руках факел, мне нисколечко не страшно, восемь – пламя факела пляшет как живое, семь – тени изгибаются по стенам в замысловатом танце, шесть, пять…

Вот так отдельно взятый паук может повлиять на судьбу отдельно взятого человека. С него все и началось. С паука. Через два дня, когда Фиса уходила на первую пару, а мы еще сладко спали, мимо проходил однокурсник (тот самый) и скромно поинтересовался, не «в школу» ли она случайно собралась. Фиса улыбнулась ему на «двадцать долларов» и сказала, что, как ни странно, именно туда. И он, улыбнувшись в ответ, заметил: мол, как здорово получилось, что им по дороге. Фиса пришла в восторг от такого совпадения и, обгоняя толпу студентов, которым тоже, по странному совпадению, случайно было по дороге, направилась к лестнице. Молодой человек шел рядом и, открывая перед девушкой двери, был, очевидно, весьма доволен тем, как быстро завязал с ней знакомство. Но радость его была преждевременной, потому что, спустившись на первый этаж, Фиса применила один из наших совместно выработанных ста с хвостиком способов избавления от навязчивых приставал и благополучно скрылась из виду. Молодой человек

окончательно понял, что потерял ее, только когда прибыл на лекции, где выяснилось, что Фиса уже окружена толпой, сквозь которую невозможно пробиться. Он хотел кивнуть ей, но она скользнула по нему неузнающим взглядом. Вот так все продолжилось. Но, во-первых, это был не просто молодой человек, а тот самый, в которого Фиса накануне «влипла». Это вы, наверно, уже поняли. Во-вторых, Фиса вовсе не притворялась, что не узнала его: ни тогда, когда он «поймал» ее в коридоре, ни тогда, когда пытался кивнуть на лекциях. У нее была уникальная особенность – она не запоминала лица людей. Нет, правда, без смеха. Она могла кого-нибудь запомнить только с десятого раза, и то если этот человек ей «запоминался». С первого раза она запомнила только Марго, Ветку и меня. Ну и потом еще черного короля. Так, не будем забегать вперед!

Вот по причине таких необычных свойств своей памяти Фиса и не узнала молодого человека. А может быть, это был внутренний протест по отношению к будущему. Не знаю.

Наша Ветка с самого начала ударилась в художества, то есть в прямом смысле начала «представлять на бумаге». Она купила краски, но они были не обычными, а масляными, и требовали постоянно каких-то разбавителей и растворителей, которые ужасно пахли. И мы через некоторое время запретили Ветке растворять и разбавлять в комнате. Ей пришлось бегать на кухню. Ходить по комнате или спокойно существовать на кроватях, когда она творила, было невыносимо. Ветка издавала немыслимые звуки, бегая стометровку из комнаты на кухню и обратно. «Топ-топ-топ, бум, блямс, хлюп, топ-топ-топ… – Ой, черт возьми! – топ-топ-топ, бум, блюмс, хлюмс. – Вот это дело!»

В творческом экстазе Ветка мало обращала внимания на окружающих, то есть на нас. Поэтому, как только по комнате разливался труднопереносимый запах краски, мы все спешили куда-нибудь удрать. Вот и в тот раз. Ветка сначала замечталась, уставившись в потолок, потом ее рука сама по себе поползла куда-то под тумбочку и вынырнула с кистью. Прошло еще несколько минут, рука самопроизвольно потянулась ко рту, и Ветка кисть куснула. Это, наверно, было невкусно, и она опомнилась. И обнаружила, что же это такое у нее в руках. Выйдя из состояния полного транса, она внимательно посмотрела на кисточку и радостно улыбнулась:

– Это именно то, что надо.

Фисе повезло, она в это время блаженствовала в гостях у тетушки. Я сразу же вспомнила, что меня просила позаниматься с ней соседка Машка. Машку мы любили: у нее был телевизор. Но она не разрешала ходить к ней табуном. Поэтому каждый раз перед хорошим фильмом мы спорили между собой, кто же Машку больше любит. Сообразив, что я сдалась без боя и сейчас сбегу, Марго застонала и попыталась былообразумить Ветку. Но та в своем художественном угаре уже ничего не слышала и ничего не соображала. Тогда Марго, тяжело вздыхая, стала собираться в магазин и взяла с собой последний рубль, оставшийся у нас до завтрашней стипендии. В буфет с такими деньгами не пускали, и мы планировали купить килограммчика два картошки и сварить в мундире. (Напоминаю для тех, кто забыл: картошка стоила тогда ровно десять копеек. Можно было десять килограммов купить.) И так, вздыхая, Марго поползла к выходу, в то время как Ветка уже стояла, скрестив руки, у холста, и лицо ее сияло дерзновенной мыслью.