Елена Богатырёва - Фиса

Но вот теперь я подхожу к самому главному. То есть это мне так кажется – к самому главному. Ну, может быть, не к главному, а к тому, с чего все началось. Но это тоже должно было случиться. Кто знает, может быть, без этого наша жизнь постепенно скатилась бы на общие рельсы и вместо пестрой своей расцветки обрела бы серое воробьиное оперение.

Хотя – вряд ли. Мы были какими-то ненастоящими женщинами. Самое страшное для было – мыть посуду. Нет, разумеется, мы поддерживали порядок и даже пытались соблюдать очередность в том, кто сегодня, черт побери, будет заниматься домашним хозяйством. Скажу больше, одну из нас рано утром или поздно ночью могло посетить этакое настроение, когда с любовью, напевая что-нибудь, хочется, например, до блеска отдраить кастрюлю. А потом обнаружить, что это кастрюля соседей…

Однажды мы заметили, что Ветка наша совсем оторвалась от земных забот и ничегошеньки в доме не делает. И отправили ее мыть посуду. Вручили поднос со всеми нашими тарелками и чашками и направили ее лицом в сторону выхода из комнаты. Ветка постояла так минуты две, а потом убрала руки за спину, и посуда полетела на пол и разбилась вдребезги.

– Ой, – сказала она радостно. – Вот и не надо мыть.

Ход был интересный. Мы сначала даже восхитились таким простым решением. Но потом опомнились и устроили ей разгон. Ведь это была вся наша посуда! Вся, до последней чашечки. Тогда мы перестали готовить и начали ходить в кафе. Спасибо Ветке! Мы объявили себя «Обществом чистых тарелок», которые решили никогда не заводить. Зато купили кофейный сервиз, чем и ограничились. Нет, вспоминаю, Ветка притащила потом какую-то декоративную тарелку с восточными, как кому-то может показаться, красотками, и повесила на стену. Фиса морщилась от такого декора, но Ветка утверждала, что раз мы «Общество чистых тарелок», то должна же в нашем доме быть хотя бы одна захудалая тарелочка.

Я опять расплываюсь в своих воспоминаниях. Учитель говорит, это оттого, что мне не хочется вспоминать о главном. О самом главном. Что я этого главного страшно боюсь.

А первое главное событие произошло так.

Мы мирно валялись в комнате и сообща обсуждали одну из бесконечного списка тем о жизни как таковой. Каждая делилась своими домыслами. Марго, надев очки, сосредоточенно корпела над конспектами. Фиса была – само благодушие. Сегодня она любила всех людей, потому что целый день не выходила из дома и не видела их. Замкнутое пространство нашей комнаты явно шло ей на пользу. И вот Ветка, попивая кофе из необыкновенно красивой сервизной чашечки, ласково так сообщает Фисе:

– Фис, а Фис, на тебя паук спускается…

– Где? – так же благодушно спрашивает Фиса и вдруг, обнаружив здоровенного паука прямехонько перед своим носом, взвизгивает нечеловеческим голосом и пулей вылетает из комнаты.

Что было дальше, никто не видел. Через минуту Фиса спокойненько вернулась, оторвала нитку-паутинку и отнесла паука пастись в коридор. Она их никогда не убивала. Верила, что паука убить – семь грехов на себя взять. Глупо, правда? Но самое главное, что за одну эту минуту, прошедшую с того момента, как она вылетела за дверь, и до того, как она вернулась, жизнь ее, да и наша тоже, совершенно изменилась.

Я не знаю, как это произошло. Меня там не было. Никого не было. Но, вылетев за дверь, Фиса столкнулась с молодым человеком. Шарахнулась в него всем телом. Влипла. И влипла по-настоящему. Надолго.

Я все потом думала: если бы не этот противный паук, она бы не вскочила. Если бы Ветка сказала про паука чуть раньше, Фиса могла бы спокойно взять его и вынести за дверь. Они бы все равно тогда встретились, но это было бы уже не то. Может быть, он не обратил бы на нее внимания, а прошел мимо. А потом встретил бы себе на радость другую девушку, более покладистую, и она не отвечала бы ему «нет» все время. И все были бы живы и счастливы. А мне не снились бы страшные сны теперь. И, в конце концов, жизнь не казалась бы нам такой запутанной фантасмагорией, как в сказках Гофмана, а текла бы себе спокойно и размеренно. Но у Судьбы были на нас свои виды.

Учитель предлагает мне остаться в группе еще на один месяц. Я намекнула ему, что не знаю, как с деньгами, а он предложил даже за полцены и в кредит. Так его заинтересовал мой случай. А еще мне кажется, что ему нравится читать мои записи и строить всевозможные догадки по поводу дальнейшего развития событий. Но сколько предположений он мне ни высказывал, все – мимо. Докторам, наверно, все хочется подогнать под знакомые шаблоны или под собственную классификацию. Но, как я уже сказала, все – мимо.