Николай Ободников - Хранитель Урожая

– Сюда-а! – вкрадчиво позвал мужской голос.

Об мою голову что-то несильно стукнулось. Посмотрев на упавший объект, я удивленно опознал в нём яблочный огрызок.

– Что за шутки? – несколько тонко крикнул я.

Хихиканье переросло в визгливый смех.

– Ну же, червячок-глистовичок! Сдался, что ли? Эх-хех-хе! Всегда такой крутой, а сейчас плоть от плоти – человек ! – противно заметил голос. – Человечка! Человечина! Человечище! Был всем, а стал никем! Ты же теперь никто – ноль с палкой в заднице! И палка будет моей! – слюняво пообещал голос. – Да посмотри же выше, болван слепошарый!

Невольно подчинившись, я увидел, что говоривший скрывался в тенях площадки пожарной лестницы.

– Знаешь, кто я? – глумливо и напыщенно вопросил говоривший. – Как! Ты не узнаешь своего верного друга и спутника? Ты не узнаешь своего товарища, который верой и правдой с тобой дружил?!

– Верой и правдой можно служить, а не дружить! – невольно поправил его я.

Говоривший встал, театрально приложил правую руку к груди, потом ко лбу, а потом выставил её к звездам, словно сетуя им на мою ущербность; левую он при этом заложил за спину.

«Только этого не хватало: натолкнуться ночью на психа! – Я укрыл предательски задрожавшие руки в карманах куртки и суетливо направился к выходу из переулка. – Еще и собаки! Главное, на бег не сорваться! Потихоньку… спокойно… неторопливо…»

Передо мной на асфальт легла длинная тень: выход из переулка загородила чья-то высокая и крепко сложенная фигура. Расслабленная поза новоявленного заставила меня почему-то занервничать еще больше.

«Какого хрена?! Это еще кто? – остановился я. – Черт! Похоже, хотят ограбить, если не хуже…»

– Эй, ребята! – примирительно сказал я обоим. – За меня вам не удастся выменять и пары верблюдов, да и почки у меня так себе. Это всё от радиации! Ну так что, может… просто разойдемся, а?

С балкона донеслись смешки и циничное цоканье.

– Хе-хе-хе… Добро пожаловать в мир смазки, моя пироженка. Мои кучерявые будут сверкать тебе как диско-шары, а моя одноглазая форель станет для тебя шестом для танцев! А возможно, я просто забью тебе в зад пять ржавых гвоздей и натяну на них колючую проволоку! Что скажешь, а?

– Скажу, что тут небезопасно! Вы разве не в курсе? – Я осторожно попятился. – Здесь только что человеку собаки палец отожрали! Я сам видел!

– Хех-хе-хе! Да ты, подмышка, уже познакомился с Венаду, не так ли? Учти, он еще не наигрался.

Позади меня что-то зарычало. Я резко обернулся и увидел, что второй выход на улицу неторопливо заслоняют напавшие на меня три собаки.

– Венаду! Шоу-у-у! – визгливо провозгласил говоривший.

Собаки послушно гавкнули и вцепились друг в друга. Спустя мгновение разгрызаемая голова первой из них затрещала и лопнула, раскрываясь кровавыми пластинами черепа, за которыми показались две бордово-алые ладони.

– О г-господи! Что это?! – в ужасе прошептал я.

Заменившие собачью голову ладони влажно хлопнули и воткнулись второй собаке в толстое брюхо, горстями вырывая оттуда когтистые внутренности, чья мясистая бахрома тут же принялись мерзко причмокивать и кровоточить. После этого две изуродованные псины бросились на третью, сдирая с той, словно обертку с подарка, кожу и плоть.

«Что за тварь?! И она подчиняется этим ?! Это… это не люди! – Я содрогнулся в рвотном позыве. – Может, это просто мой ночной кошмар, а?! Нет! Только не бежать! Только не провоцировать… это …»

– Да-а, беспомощный ты уродец! Помолись! Венаду любит благочестивое мясо! Ах-хах-ха-ха!

Я еще раз посмотрел на собак и понял, почему говоривший называл их одним именем: они липко срослись, сформировав единое чудовище с ужасным телом и обычной собачьей головой, под которой аляповатым бантом шевелились кровавые ладони. Слишком ошарашенный происходящим, я едва заметил, как говоривший, совершив неестественно огромный прыжок, приземлился у соседнего столба.

– Да к-кто вы такие?! – вгляделся я в прыгуна.

Прыгун был худой и вытянутый – с бледным лицом, длинным острым носом с хищными ноздрями и таким же длинным подбородком. Под выдающимся носом у прыгуна располагался не менее выдающийся рот: он был беспредельным в своей тянувшейся улыбке. Черные волосы прыгуна с висящей челкой были зачесаны набок, а его темные как смоль глаза постоянно слезились и щурились, словно после безудержного хохота.

На прыгуне был незастегнутый черный тренч, под которым была белая рубашка с галстуком в черно-белую полоску. Штанины чернильных брюк прыгуна, поддерживавшиеся лилейным ремнем, заканчивались остроносыми туфлями цвета молока.