Игорь Сотников - Философский детектив

Взгляд Это'та упал на одну из трибун, видность сидящих на которой, видимо, заслуживала особенного к себе внимания всякого смотрящего и, в частности, Это'та.

– Вон сидят политики, самые, по их и общественному мнению, лучшие граждане нашего полиса, которые прилюдно, как аксиому, постоянно талдычат нам, что политика – это грязное дело, в которую, между тем и тем, а, может, и вон тем, хотя, скорее всего, между строк, всегда голословного бюллетеня, идут только (в чём они себя подозревают) безгрешно чистые люди. Тогда у меня есть всего лишь один вопрос. Если они все такие чистоплюи, то тогда откуда берётся вся эта грязь?

Горячность слов Это'та, смотрящего на свои вымазанные в грязи руки, видимо взяла своё, ну а образовавшаяся сухость во рту, и во все заставила его замолчать. После чего он, бросив взгляд на ушедшего в себя Цилуса, и раздраженный таким с его стороны пренебрежением к его Это'та мыслевыражениям, схватил стоящую рядом с Цилусом чашу с вином и со всей своей мстительностью опустошил её. После этого, не желая ждать к себе внимания, перешагнул через растянувшего свои ноги Грайка и направился вверх по трибуне, дабы там найти достойных для себя слушателей.

Напряженная уединенность никогда не оставляет после себя бесследность твоего пребывания, на которое, наконец-то, после долгих поисков обрёк себя Алкивиад, с трудом набредший на безлюдный укромный уголок, в кустах которого, он и обрёл возможность без лишних глаз, справиться с переполняющими его организм излишками. Что, в свою очередь, эмоционально отражалось на его лице, несколько философски смотрящего на мир из зарослей кустарника.

– Да сколько можно уже терпеть?! – прозвучавшая совсем рядом неожиданность, с которой обрушилась на Алкивиада эта словесная тирада, не слишком обрадовала его, заставив содрогнуться мысль, ну а сердце, и вовсе напряженно забиться.

– Согласен. Пора уже кончать с этой перебродившей гадостью, – ответ невидимого собеседника, своими намерениями, слишком пугающе страшен для сжавшегося в комок и напрягшегося Алкивиада.

– Сколько можно бездеятельно смотреть на эту демократическую сволочь? – Прозвучавший практически в ухо Алкивиаду голос, заставил ёкнуть его сердце, и он, вспотев, всё-таки бросил свой взгляд по сторонам, но кроме веток кустарника, ничего приглядного видно не было, и Алкивиад немного перевёл дух.

– Что ж, пора уже идти на радикальные меры и втоптать их в говно! – Алкивиад ошарашен этой ближайшей перспективой, которую выказывает чрезмерно агрессивный второй собеседник.

– Я тебя понимаю, но ты же знаешь, что спешка плохой советчик. – Алкивиад полностью согласен с первым, очень здравомыслящим собеседником, с которым, если бы не эти затруднительные обстоятельства, стоило бы за чашкой вина пофилософствовать.

– Давай уж сначала, с помощью Диогена раскачаем эту демократическую лодку, что, надо отдать ему должное, у него очень даже неплохо получается. И, я думаю, в скором времени это позволит дискредитировать демократов, отчего они уж не смогут сдержать свою злость и где-нибудь, на чём-нибудь да сорвутся. Ну а тогда, мы получим неплохой предлог обвинить их в не толерантности, что, в конечном счёте, позволит нам одним ударом разрубить этот гордиев узел.

«Копипастер!» – услышав это знакомое изречение в устах первого собеседника (автором изречения однозначно был его друг Александр, который уж сильно наловчился в завязывании различных геополитических узлов), воспылав от гнева, проскрипел сквозь зубы Алкивиад, признав за собой ошибку в том, что он слишком поспешно обвинил этого первого собеседника в мудрости.

– Олигархия или на крайний случай тирания – вот что нам поможет, – ответил второй и после небольшого раздумья добавил, – ну а что с другими будем делать? – всё-таки второму, диалогически настроенному собеседнику, всё неймётся, и подавай ему всё прямо сейчас.

– О них можешь не беспокоиться. Для кого-то нет слаще обола, а кому и сладкая гетера, всегда направит его политические очи в нужное русло, – уж очень сладкоречиво произнёс все эти предложения первый собеседник, и у второго, как и у случайного подслушивателя Алкивиада, при словах «сладкая гетера», закрутило в животе и потекли слюни.

После этого Алкивиад, признав, что этот первый собеседник, всё-таки не так глуп и знает, что предложить, вновь поменял своё суждение о первом собеседнике, на другое, диаметрально противоположное.

– Ладно, хорош облизываться, – эта произнесённая первым собеседником фраза, скорее всего, была направлена ко второму собеседнику, Но Алкивиад, представляя себе сладкоголосую гетеру, занимался тем же, что и второй – облизыванием, поэтому, естественно, он не мог не принять сказанное на свой счёт, отчего тут же опять вспотел и, испугавшись, что на этот раз, уж точно не остался не замеченным, сжавшись в комок, уселся в самый низ под себя.