Княженика Волокитина: Глаза цвета твоих. Сборник миниатюр

Я пью виски со льдом, потому что ты пьешь только коньяк и просишь меня приготовить к нему «николашки».

Я никогда не улыбаюсь тебе, чтобы ты не знал моей улыбки на вкус, и моя недосказанность мучает тебя, прожигает в твоей мякоти дыру с обугленными краями.

Мне все равно.

Мой цинизм уже не так красив, как прежде, он выцвел, обветшал, но еще может ранить.

Что тренируется – то и развивается.

И я тренирую его на тебе, не люблю тебя, слышишь, не люблю, и мне стыдно за то, что ты прячешь слезы, когда твои глаза блекнут от боли.

Я запрещаю тебе видеть меня.

Но ранним утром ты все так же стоишь под моим окном, с герберами, которые я не люблю, с коньяком, которого я не пью, и я отрываю голову от подушки и плетусь открывать тебе дверь, чтобы ты не замерз там внизу, и каждый раз сомневаюсь – так кто же из нас кого мучает?

Ты убивал мои ночи – я воскрешала их криком, и твой слух притупился, и ты перестал слышать мои мольбы.

Ты разрывал мои будни – я сделала твой город опасным, и ты больше не выходил из дома после заката, больше не встречал меня на безлунных улицах.

Ты воровал мои чувства, ты был плохим вором, ты оставлял улики – я находила пустые бутылки из-под рома в своей постели, и наполняла их вновь, и посылала тебе с курьером, чтобы не быть тебе должной.

Ты продал мои рубины – я смешала свою кровь с алмазной пылью, и вышло красиво, даже лучше, чем было, и я показала их ювелиру, и он дал мне много денег.

Я купила на них дождевой воды и размазала ее по своей подушке, чтобы оттенить запах слез.

Ты сделал мои стены прозрачными, чтобы наблюдать за мной, когда я сплю – и я стала невидимкой, чтобы скрыть от тебя то, как я грызу стены черными ночами, милосердно разрешая тебе поспать.

Его светлая челка напоминала мне валансьенское кружево. Мои пальцы дрожали, когда я касалась его увитой синими венами руки. Я задыхалась, билась в паутине собственной одержимости. Мне казалось, что мои глаза недостойны видеть его – поэтому я прятала их за большими пластиковыми очками.

Я обкрадывала саму себя.

Знать бы, как мимолетна будет связь – впивалась бы в него иглами зрачков, впитывала его яд, его пагубу, проваливаясь в безумие недосягаемого.

Я все время молчала. Я, умеющая поддержать беседу в любом ключе, молчала. Он считал меня пустышкой. Не открывался мне. Я соглашалась, безмолвно, безропотно. Грудь мою сжигала отчаянная нежность.

Он прятал меня от друзей – я на ходу выдумывала причину приторной тайны, которая держит нас вместе.

Руки его были скупы. Слова его не давали повода. Я молчала, опустив глаза, не унижаясь до просительных взглядов. Он просил меня молчать. Но не научил, и молчать я не умею.

Спустя два года кто-то спросил меня о том, что было между нами. И я выдохнула: «Я любила блондина».

Взгляды – в рамках жанра.

Похоти – в меру, щедрая порция бездушия.

Я – совершенное оружие, я убиваю запах моря, вытравливаю цвет неба и солнца из твоей памяти.

Камни горят в пламени моей боли. Я заблудилась в лабиринтах стекла и бетона, ярость пытает меня, я не умею дышать известью города, пыль застилает мои глаза.

И пока я брожу, полуослепшая, гаснущая, в пространствах твоего города, тяжелые капли из чистого серебра падают с неба.

Блестящим камертоном они отмеряют время, которое я решаю оставить тебе.

Ты примешь их за дождь и не успеешь удивиться, когда одна из них проткнет твое темечко, и ты больше ничего не сможешь испортить.

У тебя веки тяжелые от хронического недосыпа.

Темнеет рано, долгими вечерами тебя мучают мигрени, и у доброго аптекаря уже не осталось новых лекарств, чтобы предложить тебе.

Сердце, которое ранее разливало мерное тепло в твоей груди, теперь холодит неприятно отчаянием.

Твоя зима такая сильная, что мне даже не приходится прилагать усилий, чтобы победить тебя.

Дни, бездарно проведенные в тусклом обществе простуд, квашеной капусты с витамином С и колючего бабушкиного шарфа, сделали все за меня.

До самой весны теперь бояться тебе моих серебряных глаз, и даже когда до весны останется лишь два вздоха – не разомкнешь ты сухих обветренных губ, будешь задыхаться в дыму сигарет у замерзших окон.

Тени разлапистых елей кажутся элегантными только из окна, изнутри согретой камином комнаты.

Это – иллюзия.

Мертвая иллюзия.

Зима есть отсутствие преград – их некому ставить.