Княженика Волокитина: Глаза цвета твоих. Сборник миниатюр

У моего страха плоская чешуйчатая голова, а глаза сводят с ума, как сломанный калейдоскоп.

Невозможно сфокусироваться, невозможно отвести взгляд. Мое отражение в зеркале намного уродливее меня. Оно тусклое и беспомощное.

Ночью, когда я без сна лежу на кровати, прикрыв глаза от беспардонного света уличного фонаря, мое отражение встает в зеркале в полный рост и смотрит на меня.

Я это знаю – и никогда не поворачиваю головы.

Я бесшумно плачу и жду рассвета, чтобы отражение помутнело, подернулось тонкой рябью и растворилось. Обычно это случается за полчаса до рассвета.

Тогда я наконец засыпаю, для того, чтобы проснуться под ненавистную мелодию будильника через пятьдесят минут и прожить еще один день, разбирая бумаги и слушая сплетни у кулера.

Огненная моя, лакричная, разве мало дарил я тебе своих ласк? Я болен, я одержим тобою – возьми мою руку, послушай, как в ней утихает пульс.

Ромовая моя, пшеничная, разве тех цветов, по которым ступала ты туфельками, не хватило тебе, чтобы забыть о том, сколько лет я живу уже на этой планете. Ты смеялась, ты уверяла. Что тебе неважно, что я самый интересный из всех людей. Я смотрел в твои желтые, как сердцевина ромашки, глаза и верил тебе, верил.

Лазурная моя, голубичная, поцелуи твои холодны как родник, и припаду я к нему, и утолю свою страсть обладания прожитой юностью.

А мой бес в ребре упрашивает меня так тоненько, так ласково упрашивает. Я гоню его, но скорость моя уж не та, а он проворен. Вот она, спит в твоей кровати, на которой ты ждал ее всеми твоими ночами, вот нож, и в руку он ложится плотно. Ты просто попробуй, шепчет мне бес, сует мне точеную сталь.

Облачная моя, лесная, я вонзил нож, вонзил в беса, я спас тебя, тихо-тихо, чтобы сберечь твой сон, а проснувшись утром, ты уходи сразу, чтобы глаза твои майские не видели меня, лежащего у изножия постели твоей с ножом, воткнутым в ребра.

Когда ты вошел, твои губы сразу выдали тебя. Они алели изменой, той сладкой мягкостью, которая случается, когда твердые мужские губы и пухлые женские долго-долго трутся друг о друга.

Когда ты вошел, я не смотрела на тебя – в твоих глазах был свет, а мне видеть его было бы несносимо. И хоть ты прятал его искусно, он вырывался вперед стрелками сквозь твои ресницы и маячком освещал мою темную комнату.

Когда ты вошел, я была готова. Обнаженная сидела я у окна, на потеху зевакам, и волосы мои были мягки, и губы мои были цвета мертвой розы. Дурманное зелье пенилось в бокале, выпьем, милый, до дна, за нас.

Когда ты вошел, ты забыл о том, откуда пришел ты. И никогда больше не вспоминал.

Я видел Перу и Эквадор с той высоты, что страшна даже птицам. Но не видел я счастья в твоих глазах.

Я видел, как люди едят мадагаскарских тараканов, обмакивая их в грязно-белый соус – но не видел счастья в твоих глазах.

Я видел братоубийства и продажу детей, нарядных старух и безногих проституток – но не видел я счастья в твоих глазах.

Я видел пелену дождя в тропических джунглях и маленьких мушек, несущих смерть – но не видел счастья в твоих глаза.

Но когда я вернулся – ты улыбнулась.

И я не видел ничего, кроме счастья в твоих глазах.

Я взорвалась – и кусочки меня разлетелись по всему твоему городу, и ты видел их, но не узнал. Я помогала тебе, как могла, осколок моего глаза навечно застрял в зеленой секции светофора у твоего дома, и ты каждый день ехал спокойно.

Волосы мои вплелись в нитки, которыми сшивала лоскуты в одеяло твоя бабушка, и я грела тебя зимой, и ты не заболел ни разу.

Когда ты пригласил ее, нежную и юную, к себе домой, вы собирали паззл, и одного кусочка недостало вам, я спрятала его под кровать, на которой вы ночью обнимали другу друга, а мне было пыльно и душно под этой кроватью.

И в Новый Год ты взорвал петарду, ты загадал желание никогда не разлучаться с ней, мягкой и светлой, и каждая искра огня была моей болью, я застыла в пустом зимнем небе, а ты показывал ей меня и говорил: «Смотри, какие большие здесь звезды! Я подарю тебе одну, хочешь?»

Я всегда разбавляю чай – слишком крепкий, он напоминает мне твои глаза, плоские, темные и просящие.