Ольга Виноградова - Жизнь как полная луна. Маленькие истории о современном Китае

Бар понемногу заполняется. Много парочек «иностранец – китаянка». Китаянок почему-то выбирают толстых и некрасивых. С красивыми, возможно, ходят в другие места. – У нас таких девушек называют лупетками , – вырывается у Романа. – Мама бы так сказала. И это дурацкое диалектное лупетка для нас как письмо с родины, с доброй новостью. Мы хохочем.

Отравившись лупетками, Роман теперь уже звонит Кимико – поболтать по-японски.

А я? Чего хочу я? Почему меня так растрогали давеча на уроке лермонтовские тучки из китайской хрестоматии, тучки с ошибками? Нет у вас родины? Нет вам изгнания? Кому, на каком языке повем печаль свою? Радость свою? Кто прочтет записки мои о китайских обрядах? Молчите? Маленькая, косолапая и хамоватая официантка приносит вторую лагуну. Вторая ещё мутнее первой. Штормит сегодня…

Мы покидаем бар и устремляемся на набережную. Проходим мимо резиденции великого вождя. Нескончаемый забор. Позвонить в звонок? В другой раз – сегодня мы недостаточно выпили.

Выбираем в качестве дороги к набережной улицу с тремя книжными магазинами, хотя уже вечер. Пробираемся к ней самыми темными и грязными закоулками. Посреди проезжей части кто-то громко блюёт. – Всё это совсем не похоже на Японию, – жалобно говорит Роман.

Наконец попадаем на «читательскую» улицу. Но и она в это время несколько диковата. Книжные закрыты, возле них, накрывшись, словно приличные граждане, одеялами, спят бродяги. Из-под одеял торчат босые ступни.

На освещенных перекрестках мелькают долговязые фигуры и светлые головы. Шведы? Голландцы?

Набережную уже слышно. Мучит жажда. Покупаем у лоточников нарезанные арбуз и дыню. Неизвестно, какими руками они это резали – морщится Роман. Совещаемся, что здесь такое «si»: четыре (на путунхуа) или десять (на местном диалекте).

И вот он – Бунд , буквально «причал», с колониальных времен. Роман здоровается с небоскребами на другом берегу, как с хорошими друзьями. Он смотрит в будущее. Я придирчиво вглядываюсь в лица исторических зданий: отелей и банков. Идентифицирую прошлое.

Неожиданно начинают бить часы на башне таможни. Десять. Гаснут огни. Но мы продолжаем прогуливаться по темному берегу и наверняка теперь опоздаем на метро.

Мне кажется, кто-то тихо коснулся моего плеча… Я поворачиваю голову – никого… Никого, но я знаю, что он здесь, за правым плечом. И он шепчет: ты будешь… жить.

Мы с Чжоу Тье сидим в Старбаксе на Hangda lu и, как обычно, больше болтаем, чем занимаемся китайским.

– А как ты выбирала имя для дочери? – спрашиваю я. Её дочке только что исполнилось два. Я нахожусь под впечатлением от имянаречения одного младенца – племянницы моей аспирантки, – и мне нужно выяснить, как это ещё бывает. Но Китай настолько огромен – как вширь, так и вглубь, что обычно ты можешь доверять своему опыту не больше, чем Алиса в стране чудес. – Вы спрашивали совета у специального человека?

– Да, – кивает головой моя учительница. – Это бывает. Но мы просто назвали и всё. Выбрали имя, которое нам понравилось.

– А вот одни мои знакомые… – говорю я. – Они ходили к специальному человеку в храм, и он им сказал, каким должно быть имя… Что оно должно содержать: воду, там, землю или огонь…

– Да, – кивает головой Чжоу Тье, или Дженни, как я заразилась её называть у своих друзей американцев, – да, я понимаю. Некоторые так делают.

И я жду, конечно, что она будет говорить о сохранении традиций – может быть, в деревне или где-то в горах.

– Некоторые – да… Особенно богатые люди.

– Но почему богатые? – Я придвигаюсь вплотную к Дженни. – Так дорого стоит совет прорицателя?

– Нет. Просто им нужно, богатым, передать свои деньги. Им нужно, чтобы ребёнок получился очень хороший. Чтобы имя хорошо работало – на их деньги.

Я с трудом перевожу дух.

– Лично я в такое не верю, – слегка хмурится Чжоу Тье. – Но моя мама, например, верит. Хотя когда надо было называть нас, ей некогда было всем этим заниматься: мы то и дело рождались (у Дженни есть ещё брат и сестра). А ещё – ты знаешь, какое время было – надо было отбиваться от этих правил с одним ребенком, нас-то было двое лишних. Назвала сама, никого не спрашивала. А когда мама опомнилась – мы уже привыкли к своим именам, вроде они нам не сильно навредили.

– А девочку эту, – я продолжаю гнуть про своего младенца, – посоветовали назвать так, чтобы в имени было «золото». И они назвали её – Синь И, три иероглифа «золото».