Алексей Муренов - Танцы с бряцаньем костей. Рассказы

Нож в руке Володи задрожал ещё сильнее. Я понял, что он окончательно сдался и не сможет заставить себя вонзить его в ещё тёплое тело старого друга.

Но понял это не я один.

Вроде пошло. Ещё полбутылки осталось. Я думаю, этого вполне хватит, чтобы надраться в хлам, а перед этим закончить мою нечеловеческую историю. Тем более, что всё уже подходит к концу. Осталось только написать самое сложное. Пузырь уже вот-вот вынырнет из пучины гнилого болота.

Но перед этим я должен собраться с силами и покурить.

И выпить.

Мои каракули всё ещё можно разобрать. Так что читайте и наслаждайтесь. Вот все ваши моральные принципы, ваша вера, и ваша любовь. Откуда берутся такие как она, спросите вы? Я бы хотел узнать это у вас, мои дорогие люди. Я-то уже давно отказался от столь высокого права называть себя человеком. Нет уж. Я всего лишь старый и покалеченный зверь. В моей голове устроено всё намного проще. Убиваю только тогда, когда в этом есть необходимость. Ну, или когда понимаешь, что по-другому просто нельзя. Да и то, так я могу поступить только по отношению к крысам. Порой они действительно не оставляют мне другого выбора. Но это крысы. Убить себе подобного я бы не смог.

И когда «моя маленькая мышка» выхватила нож из рук Володи, я понял, что уже попал в ад. Может, потому и не было так больно, когда холодный клин стали по самую рукоятку погрузился мне в живот. Мой неверный друг в страхе отшатнулся в сторону, а жена с неистовым блеском в глазах вытащила нож и всадила его снова.

– Сука! – взревела она. – Сука, как же я тебя ненавижу! Двадцать лет жизни коту под хвост! Сука! Сука!

– Хватит! – неожиданно заорал Володя. – Хватит! Ты же видишь, ему конец! Перестань!

Трусливое ты дерьмо, подумал я, проклятая гнида, уродец и предатель. В тот момент он почему-то показался мне ещё худшим монстром, чем Ирина.

Она вроде бы успокоилась, даже сделала шаг назад, к дороге. Я видел, что нож по-прежнему в её руках. С лезвия на снег капала кровь. Моя кровь. За что, любимая? За что?

Володя двинулся к своей «волге», трясясь так, будто его собирались убить следующим.

– Никто больше не помешает нашему с тобой счастью, зайка, – голосом зомби сказал он.

– Никто, – эхом откликнулась она, и неожиданно, зашипев как змея, бросилась на меня снова.

То, что она сделала потом, ставит крест на всём вашем грёбаном человечестве, ибо если один особь может совершить подобное, то и в каждом из вас есть склонность к таким вещам. Кто-то из ваших древних мудрецов сказал однажды, что все люди на каком-то плане связанны между собой, что на самом деле человечество – это одно большое единство, этакий конгломерат, сплавленный из миллионов и миллиардов судеб, умов и душ. Истинно так! Только я, похоже не из вашего числа, потому что на подобные вещи и поступки ну никак не способен.

В моём доме, кстати, нет ни единого зеркала. Зачем они мне? На что там смотреть? На убогое создание, изуродованное и едва не убитое только за то, что оно своим присутствием помешало чьёму-то счастью? Конечно, вы спросите меня, почему бы ей просто не подать на развод? Я вам отвечу: потому что я бы не дал ей этого сделать, поскольку любил её очень сильно, и потому, что представить себе не мог своего дальнейшего существования без «моей маленькой мышки».

Не знаю, как уж у них там закрутилось с Володей, с чего всё началось, и что они такого сногсшибательного нашли друг в друге. Но одно ясно точно. Я бы не дал ей уйти от меня. Просто бы не смог. Даже если бы они и сбежали на край света, я бы посвятил свою жизнь тому, чтобы найти их. Я бы все силы отдал на то, чтобы вернуть её обратно. Ирина это понимала, их отношения крепли, а я был помехой. И год из года ненависть ко мне превращала её в демона. Она копилась в закромах её души, сгущаясь, как тучи перед грозой. В конце концов, это должно было выплеснуться наружу.

И выплеснулось дьявольским потоком бездонной жестокости, когда она дважды вонзила в моё тело нож, а затем в порыве безумной ярости отрезала мне нос и стала с остервенением втаптывать его в снег, верезжа и стеная, как будто ей в задницу засунули раскалённую кочергу. И так бы и орала, наверное, без конца, или не успокоилась бы, пока не разрезала меня на куски, но Володя тут внезапно проявил мужество, сгрёб её в охапку, втолкнул в салон своего авто и увёз к их безоблачному счастливому будущему. А я лежал на снегу, глотая собственную кровь и думая почему-то о салатах, которые она весь вечер делала специально, чтобы впоследствии отрезать мне нос. Нос, в который меня целовала на протяжении двадцати лет.