…в городе не выжил никто, освободители опоздали на считанные минуты…
…снова умирал, снова приходил в этот мир, тускнеющим взором смотрел на гаснущее солнце… хотя нет, солнце вроде не так гибнет…
Хочу спросить.
Не спрашиваю.
Бормочу какие-то вежливости, что если был по программе скидок мог бы время предоставить, то я бы с удовольствием, но…
Он кивает.
Он всё понимает.
Кажется, он всё-таки пьян.
Даже не спрашиваю, что было там, в мертвом городе, где не хватило полминуты…
– Бред.
Это мой хозяин. Имя у него синее, как третья луна в свой последний день жизни и яркое, как мысль, оброненная в пучины космоса – вот так его зовут.
Вздрагиваю.
– Бред?
– Бред.
– А что не так?
Мне уже жалко, что я дал ему посмотреть воспоминание, как я сидел с человеком в какой-то стране в какую-то эпоху, и человек был пьян.
– А ты время посмотри. Да не своё… их время посмотри, – советует хозяин.
Смотрю. Руины, оскаленные в небо. Глазницы окон. На проспекте нехорошее что-то.
– Не могу больше, не могу, не могу.
Навзрыд.
Шоколад в витрине. Черное солнце. Бежать-бежать-бежать. Пустая коробка…
…силой вырываю свое сознание из чужой памяти – нет, не успел, прихватил-таки кусочек смерти. Это больно. Это очень больно…
– Дальше смотри.
Смотрю дальше. Даже отключаюсь, когда солдат поворачивает голову убитой.
– Ничего не заметил?
Не выдерживаю:
– Что я должен был заметить?
– Смотри.
Черное солнце. Два человека в кабине. Я не вижу их лиц, да тут и не в лицах дело… Терпеливо смотрю. Сознание как сознание. У одного склонность к безумию, но крохотная какая-то, склонностишка, одно название, не вижу ничего страшного.
– И?
Мой хозяин не отвечает.
– А нет, вижу. Понимаю, что видел это сознание только что, но не в кабине, а – третий слева, бросается к убитым, стой, а если ловушка, поворачивает голову убитой – боль, боль, боль…
– Он… но… зачем?
– Не догадываетесь?
– Не знаю.
Не знаю я людей, совсем не знаю, откуда мне понять, зачем сидеть в черном солнуе, и тут же бросаться к убитым, и – боль…
– Сколько времени он купил?
Считаю.
– Трое суток… с небольшим.
…операция «Таймер» прошла успешно, в результате многоуровневых действий получено около трех с половиной суток чистого времени…
…довожу до Вашего сведения, что для удачного завершения военных действий данного времени недостаточно, требуется получить еще.
– Разберитесь.
Это хозяин. Имя у него синее, как третья луна в свой последний день жизни и яркое, как мысль, оброненная в пучины космоса – вот так его зовут.
– Именем закона…
Нет, не так.
– Верните время.
Тоже не так.
– Вы не имеете права.
Опять не то.
А надо будет что-то говорить.
Мир приближается. Или это я к нему приближаюсь. Не знаю.
И надо будет что-то говорить.
Смотрю на воспоминание. Случайное. Оброненное. Росистое утро. Ласточки. Два человека. И большое-большое лето впереди…
Сжимаю воспоминание, роняю.
Если разобьется – то фальшивое.
Если же нет…
Летит чья-то память…
– А что это за знак?
Люди проходят мимо, торопятся каждый по своим делам, им нет дела до меня, и тем более, до какого-то знака, не слышат, не замечают…
Повторяю громче:
– А что это за знак?
Кто-то (даже не запоминаю лица) замирает на миг, смотрит на меня, тут же отворачивается, идет дальше.
Хочется заорать во всю глотку:
– А что это за знак?
Не ору.
Знаю.
Не ответят.
Две завитушки и крест.
Какие две завитушки… обыкновенные. И крест тоже обыкновенный самый.
И хочется орать во всю глотку:
– Что это за знак?
…выбираюсь из дома, уже не охваченного пламенем, прикрываю обожжённое лицо, волоку в руках что-то орущее, мохнатое, мягкое, – девочка с розовыми бантами бросается ко мне, выхватывает пушистый комок, Китти, Китти…
Люди шарахаются от меня в стороны.
Слышатся жиденькие аплодисменты.
Вот это мне всегда нравится, когда я выбираюсь из пожара, кожа отваливается клочьями – и хоть бы кто кинулся на помощь, хоть бы аптекарь какой мазь предложил…
А нет, пробирается через толпу сухонький человечек, растерянно бормочет, давайте я вам лицо обработаю, сует чашу с дурно пахнущим месивом…
Качаю головой:
– Благодарю вас, не стоит.
Кожа затягивается. Медленно, верно – но затягивается. Где-то на окне еще вспыхивает пламя, я тут же усмиряю его щелчком пальца.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу