Мария Фомальгаут: На краю Самхейна

А эта история произойдет в далеком будущем. Когда люди будут переносить свое сознание на компьютеры. Один человек задолжал за электричество, и его отключили. На много лет. Он стоял, пылился в заброшенном доме, его даже нашли грабители и хотели сдать на запчасти. Но тут появился полицейский и его спас. А полицейский появился потому, что умер один родственник героя и оставил ему наследство. Или нет, в будущем не умирают. Ну, значит, герой вложился в какие-нибудь акции, а они взлетели в цене. Или еще что-нибудь такое случилось. В общем, разбогател. И его снова подключили, и полицейский торжественно зачитал ему завещание.

Герой начинает жить припеваючи… Стоп-стоп, не начинает он жить припеваючи, ведь с того дня, как его отключили, прошло три тысячи лет. И ему нужно учиться жить в новом, незнакомом мире…

– Дайте мне пять минут.

Здесь хочется спросить – как вы нас нашли.

И еще хочется спросить – где вы взяли валюту.

И еще много-много чего хочется спросить.

Не спрашиваю. Мне не положено спрашивать.

Вежливо склоняюсь к покупателю, вежливо говорю:

– Как я понимаю, вам не всё равно, какие пять минут?

– Нет-нет, что вы, – вздрагивает, будто ему невесть что предложили.

Покупатель. Каких множество. Бескровное лицо. Волосы острижены коротко, даже слишком коротко. Губы обкусаны. Военная форма неведомо какой страны неведомо какой эпохи. Мне всё равно, какой – когда-то пробовал считать войны, сбился на какой-то там.

– Так вам какие пять минут?

Он называет дату и время.

Не удерживаюсь, заглядываю в поисковик. Присвистываю, проклинаю себя, на кой черт я это сделал, лучше бы не видел этого никогда…

…пепел пожаров, руины оскалились в небо, пустые глазницы окон. Дым. Кто-то кого-то отчаянно зовет, отсюда и вижу, кто и кого, кто-то плачет, тоже черт пойми, кто и где.

Их двое. Сразу даже не могу понять, кого – двое. А нет, вижу, женщины, закутанные в домотканые дерюги, почему-то прикрывают лица, странно, вроде нет у них в стране такого обычая, женщинам лица прикрывать.

Одна из них в изнеможении опускается на обломок ограды, всхлипывает.

– Не могу больше, не могу, не могу…

По-детски обиженно.

Навзрыд.

– Пойдем. Скорей, – вторая хватает её за руку, тащит в проулки, почему-то боится выйти на проспект. На проспекте нехорошее что-то – отсюда не вижу, что.

Отсюда не вижу, кто, мать и дочь, или сестры, или вообще никто, случайно встретились в мертвом городе.

А там шоколад.

Там, в разбитой витрине.

Ну, не шоколад, ну что-то такое трюфельно-шоколадно-ванильное, какое-то там еще, читаю сбивчивые мысли женщины, не могу разобрать, было такое когда-то в детстве у кого-то в гостях, а третий кусок можно, да как ты себя ведешь, да что за манеры, да что за ребенок, да говорила тебе ничего не просить…

Про себя еще думаю, откуда здесь шоколад, в мертвом городе, давно поели все, крыс поели, хотя про крыс, это я преувеличиваю…

Женщина шагает к витрине, вторая одергивает спутницу:

– Жить надоело?

– Да нет там никого… я быстро…

– Вон Аглая тоже по-быстрому, и…

– С голоду помирать прикажешь?

Женщина хмурится, раздумывает, кивает:

– Давай. Живо.

Шаг. Шаг. Осторожно, крадучись. Бледные руки шарят в темноте витрины.

Свист.

Там, на проспекте. Еле различимый, так пуля свистит, так змея свистит, так бойцовская собака свистит, прежде чем наброситься, так…

Черное солнце в небе. То есть, это мне так кажется – солнце, женщины знают, что никакое это не солнце, это… дальше мысли не дослушиваю, мысли путаются, бежать-бежать-бежать, черное солнце парит в небе, ищет жертву, бежать-бежать-бежать, бескровные пальцы вытаскивают коробку, пустую, черт, нету там ничего, шоколада нету, ванили нету, пустая коробка украшает витрину, бежать, бежать, бежать, белый луч, две фигурки в дерюгах падают на мостовую…

Отскакиваю от чужой памяти, ненавижу умирать вместе с чужой памятью.

Жду.

Мертвый город.

Ветер гонит пепел.

Жду – сам не знаю, чего, чувствую, что это еще не конец истории.

Пять минут.

Они выходят на улицу со стороны фонтана, отсюда не вижу, сколько их, четыре, пять… нет, шестеро, военные формы какой-то эпохи какой-то страны. Не сразу вижу своего посетителя, а вот он, третий слева, оглядывает улицу, коротко вскрикивает, бежит к упавшим телам. Кто-то окликает солдата, стой, куд-да понесло, а если заминировано… (нет, не заминировано, что-то другое говорит, я в оружии современном не разбираюсь) – солдат поворачивает головы убитых… Узнаёт…