Александр Образцов: 365 рассказов на 2007 год

Много лет обтекаю Гостиный то по Перинной и Ломоносовской, то по Садовой линиям. Всё по делам. Невская линия в ремонте уже так давно, что стала символом государственного застоя.

Но продавщицы не меняются, вот один из парадоксов Гостиного. Продавщицы все примерно одного возраста и одного пола – торгового. Потому что женщина, стоящая под взглядами миллионов человек, постепенно превращается в сталь. У всех светлые волосы, светлые халатики, светлые глаза.

Кто-то их оттуда уводит замуж. Ещё одна загадка.

В «Лавке писателей» одно время была очень красивая продавщица. Глаза зелёные, волосы тяжёлые, губы чувственные.

Один поэт (он так себя называл, хотя поэтом не был, очень ленился) повадился ходить в лавку и смотреть на продавщицу. Каждый день приходил, с самого утра.

И начала продавщица как-то тускнеть. Тускнела, тускнела, а потом и вообще исчезла. Съел её своим взглядом этот так называемый поэт.

Я с трудом обнаружил в Смольном этот кабинет. Инспектор отдела гос. имущества, широколицый безбровый молодой человек лет 45 с весёлыми глазами, кивнул мне на стул и вышел. Я долго в одиночестве изучал стены со следами старых портретов, зевал, ёрзал на стуле, пока не наткнулся на тыльной стороне столешницы на примечательные надписи, вырезанные ножиком.

«Митя – секретарь райкома партии КПСС. Митя – член Политбюро?»

Снизу шариковой ручкой:

«Митя – говно. И дети его – говноеды».

Ещё ниже:

«Согласно судебно-графологической экспертизе писал Ст. Разин в 17 веке.

Лейтенант Е. Засранцева».

Ниже:

«Ст. Разина лишить ласкательного наклонения «Стенька» и переименовать пивоваренный завод в пив. завод им. Степана Разина.

(Из решения парткомиссии райкома партии КПСС)».

Дальше надписи уходили под ящик стола, выныривали на боковой его стенке и, насколько я мог видеть (я близорук), подобно муравьиному потоку двигались в сторону потайного, как я понял, шкафа.

Когда я понял это, шкаф распахнулся и молодой человек, широко улыбаясь, вышел из него, протягивая мне обе руки. (Костюм его был в древесных опилках.)

– Дмитрий. Инспектор отдела. Для вас – просто Митя. Слушаю.

– Я по поводу Исаакия…

– Так, – Митя остро глянул в глаза (я близорук, потому перенёс безболезненно) и усмехнулся. – Цена?

– Моя?

– Хорошо, тогда моя. Сто одиннадцать долларов. Раз?.. Два?.. Три!.. Продано.

– Кому?

– Законным владельцам.

– Фамилии?

– Белозёрские-Мазовецкие. С правом вывоза.

– Всего здания?

– И внутреннего воздуха. Называется «Воздух Родины». По одиннадцать центов куб.

– Пилить, что ли, будут?

– Нет. Три дирижабля 5 июля этого года подцепят вашего этого так называемого Исаака под запятки и понесут в Версаль. Таможенный сбор оплачен. Квитанция на месте.

– А там что останется?

– А там мы залудим православного какого-либо идола. К примеру, из глухих мест. Из Нерли, так сказать.

– Но какой смысл продавать так дёшево такой замечательный храм?

– Как понять – дёшево? Это не дёшево. Мы провели официальные торги. Вот и вы в них поучаствовали с вашим корреспондентским жалованьем. Что же вы не постояли за родной город и упустили такую возможность? А потом кого-то вините. Нехорошо.

– Вы не ответили на вопрос «зачем?».

– Затем.

– Понятно. А конкретней можно?

– Петербург готовится к Всемирным Играм, вы это слышали?

– Ну.

– А денег нет и нет. Ни на кого. Вот мы и решили кое-что загнать. Чего не жалко. А не жалко, откровенно говоря, ничего.

– Митя, вы… вы…

Молодой человек усмехнулся. Глаза его недобро блеснули.

Но я близорук и вспомнил об этом его блеске только в аллее-пропилее, когда пропуск мой в высокие сферы уже не действовал.

«Суки какие! – в бессилии воли подумал я. – Уже и Исаакий продали!»

Раньше, пока молоко стоило копейки, на углу Симонова и проспекта Просвещения стояла цистерна, а к цистерне с шести часов утра выстраивалась очередь. Зимой продавщица укрывалась от ветра брезентом и походила на капустный кочан во всевозможных домашних одежках.

В 1993 году у администрации появились иные задачи.

Цистерну отмыли, покрасили в белый цвет, поставили на пост милиционера. Продавщицу-капустницу заменили мужиком с яростной улыбкой восточного единоборца, который не боится ветра.