Александр Образцов: Негр на час

Однокомнатная квартира в Бруклине. Квартира пустая, сугубо холостяцкая. На фоне этого "ничто" — великолепно сервированный стол.

Кочергин прохаживается, смотрит на часы, выглядывает в окно…

Наконец, раздается звонок.

Кочергин . Наконец-то!

Быстро выходит. Входят уже вдвоем. И Кочергин человек крупный, а Пол совсем уж громила. Он меланхолично жует. Не снимая кожаной куртки, садится за стол, рядом кладет часы.

Кочергин . Ну… начнем! ( Прокашливается .) Начнем, пожалуй. Что будешь пить, исчадье ада? Как всегда?.. как всегда, виски. ( Наливает .) А мне нашей пшеничной… ( Пьют .) Ууу — ах!.. Ну, а теперь слухай. Тост буду говорить. Ты знаешь, что такое тост, образина?.. Что ты можешь знать из нормальных человеческих чувств. Тебе бы только физиологически нажраться. А остальное для тебя — причуды. Да, причуды шизиков. Ты ведь даже слова такого не слышал — благоговение. А?

Пол . What?

Кочергин . Что, уловил интонацию презрения? Но ничего. Будем впредь осторожнее. Но не потому что мы тебя опасаемся, глина ты проселочная, а потому что нам свое надо успеть сказать. Слушай и запоминай. Такого ты и за деньги не услышишь в своей сраной стране. Слушай. Когда человек рождается на свет, мама показывает ему мир. Русская мама, сатана, это человек нежной и упоительной силы. Русская мама показывает человечку беспредельную жизнь, и никто и никогда не упрекнул ее за обман. А это обман. Обман! И мир, названный беспредельным самым честным и чистым существом на свете, русской мамой, начинает сжиматься. Он сжимается так неотвратимо, так быстро! Э-эх… Выпьем, друг… Давай выпьем за русскую маму, за черную маму, за всех мам и пап. Нет, за пап мы пить не будем. Потому что папа — говно. Папа сунул, вынул и бежать. А мама, кряхтя, рожает. Мама, вздыхая, воспитывает. А сынок бросает маму и бежит в Соединенные Штаты. На фига он туда бежит? Там что, его очень ждут? Там с ним мечтают подружиться? Нет. Там живет такой вот барбос черного цвета, который за двадцать баксов жрет, пьет и смотрит на часы — чего ты смотришь? тебе работать еще сорок восемь минут. Ты мне напоминаешь нашего барбоса белого цвета. Те же повадки. Да, я расист. Но я расист интеллектуального направления. Мне не важен цвет кожи. Больше того скажу — мне не важна даже нация! Удивлен?.. Не очень?.. Не понял ни фига?.. Ясно… А нация — страшная штука. Она вдруг берет за шиворот любого раскрепощенного, любого гражданина человечества и ставит в строй. И ему невыразимо приятно стоять в общем ряду. И идти в атаку. Он кайф ловит от этого, понял? А потом, когда получит по морде и в жопу осколками мартеновского производства, он вдруг начинает вопить, что его силком послали воевать со своими зарубежными братьями. Силком! Да он, когда ему везло вонзить штык в чужую грудь — он кончал!.. Хотя — мы куда-то забрались в неправильном направлении. Опасный момент. Потому что о бабах — сколько угодно. Там кроме полного истощения организма ничего страшного. А вот нация… государство… Да, попробуй я сейчас хоть пальцем коснуться Юнайтед Стейтс… О! Сделал стойку. Как пес на цепи. Что тебе дает твой Юнайтед Стейтс, кроме возможности где-то с кого-то снять часы и в поту и зловонии дрючить какую-то дешевую подстилку? А туда же: патриот, ммать такую!

Пол . Если я еще раз услышу название страны, я тебя буду трахать! ( англ )

Кочергин . Это еще неизвестно, кто кого. Ты думаешь, что ты такой страшный? Что тебя показывают в сериалах? Что с тобой бояться встретиться взглядом? Да попади ты к нам, даже не в зону, не в КПЗ, — попади ты к нам на деревенские танцы и там тебе покажут, что такое безрассудство и полный отруб. Это тебе не перед телекамерами геройствовать. Там тебя будут с первой секунды отправлять по частям… Все! Прекращаю. Нечего этим гордиться. Действительно, нашел что вспомнить… Ты вспомни лучше святое. Ты родину вспомни в окне электрички. Летом. Несется сплошной зеленой стеной. Ты выехал за два часа на дачу — а она уже бескрайняя и безлюдная! Там уже власть берез! Там никакой советской власти! Эта сраная власть заканчивается тут же, на огородной изгороди! И вся остальная страна, все двадцать два миллиона… нет, сейчас, конечно, меньше, шестнадцать… никому не принадлежит! Никому! Поэтому мы и держимся зубами за свободу берез и сосен! Чтобы они одни владели землей. Чтобы человек не смел ее касаться! Частная собственность! Разве может быть в частной собственности берег моря? Ты, гадина? Вулкан принадлежит какому-то насекомому? Который к тому же еще и импотент, и алкаш, и наркота? Острова сказочные в лазурной бухте? Скалы в свирепом ущелье? Какому-то человечку? А вот этого не хочешь?