Василий Островский - Веское доказательство. Роман

Вадиму позвать было некого, но он не думал об этом, погружённый в создание программы, которой собирался удивить мир. Его математический талант позволял ему надеяться на это.

«Кибальчич рождал гениальные идеи незадолго до казни, а у меня вся жизнь впереди», – говорил он себе, двигаясь к намеченной цели.

Сёма относился к нему с большим уважением, даже позволял во время работы заниматься наукой. «Полезай в бункер, потрахай там свою математику, – в шутку говорил он. – Глядишь, и мы заодно попадём в историю».

Сёма Левин был известен всему валютному миру Ленинграда как Сёма-фюрка. На этой самой фюрке он сидел чуть ли не со времён Хрущёвской оттепели. Он был человеком слова – фармазонов не терпел. Центровые ребята его сильно уважали. Суммы брал любые, от сотни баксов до десятка тысяч. Платил сразу, какой бы огромной ни выглядела конечная цифра. Деньги по тем временам фантастические. Кто-то старую икону дипломату продаст, кто-то сбагрит на запад поддельного Айвазовского — вся валюта, в конце концов, стекалась к Сёме. Иностранную «капусту» принимал любую, лишь бы была конвертируемой. Даже «туалетной бумагой» не брезговал – так называл он итальянские лиры. Для любой валюты было у него своё название.

Дела у Сёмы шли в гору, а потому потерял он нюх на ментов. Да и как тут не потеряешь, если в день по двадцать сделок проворачивал. Клиентуру накапливал годами. В основном из торговой мафии. Была у Сёмы своя система конспирации со сменой паролей и тайников, и даже особый жаргон на случай прослушки. Чем больше он «распухал», тем меньше осторожничал – поистёрся страх за годы. Всё стало напоминать привычную рутину. Словно совершал он не расстрельные сделки, а самую рядовую работу. Сгубила Сёму жадность – сунулся не в своё дело. Вышло всё из-за капитана загранплавания или, как тогда называли, загран-загрёба. Дружбой с ним Сёма гордился. Подумать только… Герой соцтруда, а держится на равных – никаких намёков на нетрудовые доходы. Сёминым клиентом он стал задолго до того, как ему на грудь повесили Золотую звезду. Валюту брал регулярно крупными суммами, в основном в английских фунтах. Однажды он пригласил Сёму в «Асторию» пообедать. Поговорили, после чего он сделал ему неожиданное предложение. Заказал партию крупных «якутов». Видно, появился у Кэпа в Голландии сбыт на брильянты. И он решил пойти ва-банк – взять этих самых «якутов» на огромную сумму. Такую большую, что простому советскому человеку двух жизней не хватило бы её заработать. Сёма вначале испугался, но после бутылки дорогого французского коньяка согласился. Ему и в голову не приходило, что такого уважаемого человека давно пасли люди с Литейного 4.

Поскольку речь шла о солидных вложениях, Сёма попросил у Кэпа солидный задаток. Найдя на севере поставщиков, он самостоятельно привёз брильянты в Питер. Заработать в «удар» с то тысяч баксов стало для него делом всей жизни. Но поставить на карту «всё, что нажил непосильным трудом», не решался, а поэтому разделил «брюлики» на равные доли. Одну закопал в тёщином огороде, а другую решил лично доставить капитану. В последнюю минуту закрались в его отчаянную голову опасения. На всякий случай подготовил он себе запасной выход, найдя через ребят с Невского финского «водка-туриста», готового за пару тысяч баксов отдать на время свой паспорт и место в туристическом автобусе. Загримировавшись под угрюмого чухонца и притворившись в стельку пьяным, собирался он таким образом перебраться в дружественную Суоми, а оттуда в Стокгольм и дальше в Штаты. План, конечно, был гениальный, но слишком рискованный, а поэтому Сёма оставил его на крайний случай. Направляясь на встречу, он попросил таксиста остановиться у телефонной будки. Трубку поднял сам хозяин, в голосе – ни одной волнительной нотки.

– Гони, шеф, – вернувшись в машину, сказал успокоенный Семён.

Когда дверь квартиры капитана открыла молодая женщина, назвавшись домработницей, Сёма понял: здесь его ждут совсем не те, с кем он хотел бы встретиться. Как сказали потом его друзья с Брайтон-Бич: «Ну и вляпался же ты, парниша!» Дело даже при самых смягчающих потянуло на десять лет строгача с полной конфискацией.

Слух о том, что в бригаде Сёмы Левина появился способный математик, быстро разлетелся по зоне. Однажды во время ужина к Вадиму подсел седовласый старик с грустными, как у сенбернара, глазами.

– Позвольте представиться. Натан Яковлевич, профессор, доктор математических наук, – дружески улыбаясь, сообщил он.