Василий Островский - Веское доказательство. Роман

– Обожаю арт-нуво! – воскликнула Галя и, блаженно улыбнувшись, прочитала Вадиму строки из Игоря Северянина. Она всё ещё жила в образе своей героини.

Вечный оппонент Вадима в математических спорах, Серёжа Разумовский, прозванный за привлекательную внешность принцем, предложил поднять бокалы за бесподобную Галину. Волшебно зазвенел на столах хрусталь, сопровождаемый дружными «ура».

– Счастливчик ты, Пушкарёв. Отхватил сногсшибательную красавицу. А как божественно танцует! – сказал Разумовский, прямо-таки сияя радушием. – Смотри не потеряй. Таких, как она, обычно переманивает к себе Большой театр. Не бросишь же ты ради неё свою новую должность, не побежишь за ней в столицу?

– Ещё как побегу! – не задумываясь, ответил Вадим. – Вот только место её не в «Большом», а на мировой сцене – здесь такую, как она, быстро затопчут бюрократы от искусства.

– Ну ты и хватанул! Да тебя самого после НПО отсюда не выпустят – нам, брат, суждено служить отечеству. Давай выпьем за успешную карьеру. Не знаю как ты, а я так хочу забраться на самую верхушку, – мечтательно улыбнувшись, сказал Разумовский.

– Не по душе мне, когда лучшие научные открытия уходят на оборону. Трудно смириться с тем, что созданные мной программы будут управлять ракетами, направленными на человечество.

– К чертям эти мысли! Какое нам с тобой дело, куда полетят ракеты? Главное, что родина оценит нашу работу. Извини, старичок, но сегодня мне не до споров! – воскликнул Разумовский, вскакивая со стула и устремляясь за привлекательной балериной из кордебалета.

Оркестр заиграл старый добрый рок-н-ролл, и все, кто был за столами, бросились отплясывать энергичный джайв.

– Сегодня ты была неповторима! – сказал Вадим, прижимая в танце Галю к себе.

– Спасибо за чудесный букет, – целуя, ответила она.

– Весь мир будет лежать у твоих ног. Надо только решиться!

– Думаешь, я, как и другие солисты, должна остаться на западе, окрасив слова грустью расставания? – удивилась она. – Сегодня я впервые почувствовала любовь зрителей. Это настоящее счастье – быть нужной людям!

– Тебя полюбят везде, где ты подаришь своё искусство. Но больше всех буду любить тебя я, – глядя ей в глаза, сказал Вадим.

– Я так боюсь потерять тебя. Эмиграция – дьявольское искушение, – подрагивающим голосом произнесла она. – Ты же знаешь, что с твоей секретностью тебя никогда отсюда не выпустят!

– У меня пока что третья форма. Умоляю, родная, не думай обо мне! Я найду способ вырваться из Союза, мы будем вместе! – с болезненной одержимостью воскликнул Вадим.

«Я солистка лучшего в мире балета», – говорила она каждое утро, шагая по узкой набережной Мойки в сторону Театральной площади. Прошло три месяца со дня ее зачисления в труппу, а она никак не могла поверить, что мечта сбылась. Ей доверили партию Адели – и она справилась с ней так, словно сам господь бог создал ее для этой роли. Танцем она показывала тончайшие движения души своей героини, делая их понятными даже самым неискушенным зрителям. Ее неуемная энергия позволяла много репетировать, выполняя все наставления хореографов. Сцена притягивала Галю. Увлеченная работой, девушка не замечала ни пронизывающих театр интриг, ни вечной конкуренции между артистами, ни слухов и сплетен. Для нее существовала лишь та волшебная сыгранность, что возникает на сцене. Она не изводила себя мыслями о том, что думают о ней партнеры, потому что не считала себя достойной зависти. Открытое для всех доброе сердце делало ее неуязвимой. Постоянные репетиции и вечерние спектакли позволяли Галине встречаться с Вадимом лишь по ночам, но даже это не нарушало царившей между ними гармонии.

После двух лет выступлений на знаменитой сцене к ней пришла настоящая слава. О новой звезде советского балета заговорили даже на Западе. В это время театр готовился к заграничному турне. Вопрос о том, кто войдет в состав труппы, как обычно, решался на самом верху. Прошел слух, что юный возраст Гали посчитали помехой и вместо нее на гастроли поедет другая прима. Но, к удивлению многих, министр лично утвердил ее кандидатуру, явно рассчитывая поразить идеологических противников. У девушки мгновенно появилось множество врагов, открыто называющих ее не иначе как «провинциальной выскочкой». Она почувствовала себя чужой в театре, который еще недавно казался ей домом, и это сразу же отразилось на выступлениях. Лишь благодаря поддержке главного хореографа она вновь воспряла духом. Но те, кого раздражал ее талант, не собирались отступать, готовя новую провокацию.