Василий Островский - Веское доказательство. Роман

– Где вы родились? – спросил он, осторожно беря её за руку.

– В доме на канале Грибоедова, но когда был осуждён отец, нас с мамой выслали в Архангельскую область, где она после нескольких лет проведенных в лагере, умерла от чахотки. Меня определили в детский дом. Там я познакомилась с моим первым балетным педагогом, старой дворянкой, выступавшей еще до революции.

Он замолчал, ощущая неловкость.

– Не знаю отчего, но с вами мне легче говорить об этом, словно вы мой брат, неожиданно призналась она.

Когда они вышли на мост с башнями, Вадим, остановившись на середине, с несвойственной ему в любовных делах смелостью обнял и поцеловал Галю.

Она, не противясь, неопытно прижалась к его губам. Подойдя к дверям общежития, они снова поцеловались.

– Встретимся завтра в шесть в Катькином саду, – предложила она, прежде чем упорхнуть за массивную дубовую дверь.

На другой день в шесть вечера Вадим стоял у памятника Екатерине Второй с букетиком ярко-красных тюльпанов в ожидании Гали.

Подкравшись неслышной походкой, она запросто подхватила его под руку, как старого знакомого, и нежно поцеловала в щёку.

– Предлагаю выпить шампанского, – сказал он, пригласив её в модное в те времена кафе-мороженицу, прозванное среди студентов «Лягушатницей» из-за обилия зелёного в драпировке уютных кабинок и остальной мебели. Выйдя оттуда через час, в лёгком приятном опьянении они, смешавшись с беспечной толпой, прогулялись по Невскому проспекту, свернув на безлюдную Мойку, и вскоре оказались возле его дома.

– Не хочешь посмотреть, как живёт одинокий студент? – переходя на ты, предложил он, слабо веря в её согласие.

– Хочу, – не раздумывая, ответила она.

Они поднялись в его небольшую комнату в старой коммуналке. Вытянутая кверху, она напоминала монашескую келью с романтическим видом на чугунный мостик.

Стоило Гале войти в неё, как комната чудесным образом преобразилась, став их маленькой обителью любви.

Испытывая трепетное волнение, он поцеловал робко стоявшую Галю. Ему хотелось казаться опытным партнёром, знавшим все тонкости, но овладевшие им чувства сделали его таким же неопытным любовником, как и то хрупкое создание, которое он страстно прижимал к себе.

– Я влюблён, – само слетело у него губ горячее признание.

– И я! – ответила она, подтверждая полным любви взглядом желание принадлежать ему.

Стоило им слиться воедино, как их юные неиспорченные души, воспарив над всем, почувствовали пьянящий вкус свободы.

Спустя неделю после первого свидания, пролетевшую как один волшебный миг, она переехала из общежития в его комнату на Мойке.

Соседка по коммуналке, старушка с дворянскими корнями, с первой минуты полюбившая Галю, не переставала восхищаться их парой.

– Вы, милые мои, настоящие денди – умны, талантливы, а главное – необыкновенно хороши собой, – говорила она, встречаясь с ними по утрам на общей кухне.

– У этой девочки появилось столько страсти! Её па де ша легки и воздушны, она просто парит над сценой, – сказала хореограф Гали, известная всему миру Наталия Полянская, делясь с коллегами впечатлениями о любимой ученице.

– Наверняка влюбилась, – пошутил один из них.

– В это трудно поверить – никто из моего класса не отдаётся работе так самоотверженно. Завидное трудолюбие…

– Не говоря уже про огромный талант, – поддержала Полянскую её помощница. – Тому, кто забрал эту девочку из детского дома в глухой провинции и привёз к нам в училище, надо поставить памятник.

– Не перевелись ещё благородные души, – согласилась Наталия Полянская. – Всё дело в дворянском происхождении.

– Бедный ребёнок, лишиться родителей в таком раннем возрасте – это ужасно! – воскликнула молчавшая до этого председатель худсовета училища. – Это счастье, что божий дар не пропадёт даром!

– Из неё получится великая балерина!

– Именно ей я бы доверила главную партию в нашем выпускном спектакле.

Большая светлая комната с угловым балконом и окнами, выходящими на излом канала. Маленькая девочка кружится перед отцом, который сидит за письменным столом с карандашом в руке, погруженный в свои теоремы. Старинный паркет поскрипывает у нее под ногами, словно вторя звучащей из черного круглого репродуктора музыке. Оторвавшись от работы, отец сдвигает очки на кончик носа и улыбается, любуясь танцующей Галей.

«В любви малышки к танцу есть что-то волшебное», – думает он, вспоминая, как она, еще не начав толком ходить, уже пыталась кружиться. Дверь открывается, в комнату входит мать и с привычной веселостью объявляет: «Все немедленно идут гулять». Они прогуливаются по заполненной фланерами набережной и наслаждаются теплым июльским солнцем. Отец, приобняв мать, что-то говорит ей, а оставшаяся без присмотра Галя убегает к спуску, насмерть напугав родителей. Они бросаются вдогонку, успев перехватить девочку у самой воды. Вместе поднимают ее на руки, целуют, мягко бранят и называют своей маленькой проказницей. Она видит их тонкие лица, обрамленные лучами солнца, похожие на лики святых. Потом, вспоминая эти уже подернутые пеленой забвения картины из детства, Галя всегда чувствовала себя счастливой: то была память о потерянном Рае.