«…выступая на сессии ООН по вопросу разрешения кризиса, президент подчеркнул, что федеральный центр не пойдёт ни на какие уступки сепаратистам…».
Но как только его родители скрылись за дверью, в ушах резануло от громкого хлопка. Земля, напрягшись пружиной, швырнула мальчика с тротуара на дорогу. Тысячи осколков стекла посекли лицо и руки, образовавшаяся вместо витрины дыра дыхнула на него пламенем. Он забарахтался на асфальте, пытаясь встать – от удара головой перед глазами всё плыло – закричал «мама», «папа», не понимая ещё, что их больше нет. Лицо горело от порезов и близкого беснующегося огня, а он всё кричал и кричал, корчась на дороге.
«…„Патриотическая лига“ выступила за проведение референдума по вопросу выхода из состава федерации и обретения независимости. Правительство готовится ввести в республику войска, чтобы стабилизировать ситуацию…».
А через несколько секунд по дороге пронёсся черный автомобиль. Из него без разбору строчили автоматы. Пули косили людей, разбегавшихся в панике от места взрыва. Отовсюду доносились вопли, стоны, истошные крики. Одна из пуль попала мальчику в ногу, и он тут же поник, раскинув руки, будто распятый на кресте.
Потом его миром стало переплетение полутёмных длинных коридоров и лестниц больницы, забитой в первые дни войны до отказа ранеными, которых нечем, да и некому было лечить. Они умирали каждый день. Их трупы сносили в морг, а когда он переполнялся, тела тех, кого не забрали родственники, вывозили на грузовике – иногда приезжали две, а то и три машины – за город, где сбрасывали в огромный ров и засыпали землёй. Больница постепенно пустела. В конце концов мальчик остался в большой комнате, заставленной койками, совершенно один. Раз в день к нему приходила медсестра, ставила обезболивающее и какие-то уколы, а один раз в неделю – единственный врач, улыбчивая женщина лет пятидесяти. Она с материнской заботой проверяла, как заживает рана от пули, и меняла повязки на сожжённом лице. Больше мальчик никого к себе не подпускал. Он терпел боль физическую, грызущую его ежеминутно, однако не в силах был справиться с болью душевной. И каждый день он всё дальше и дальше уходил из мира, казавшегося таким совершенным и обрушившегося на него со всей жестокостью. Война безобразным чавкающим ртом поглотила всё, что у него было, даже его лицо, изуродованное пламенем, превратив некогда излучающего радость существования ребёнка в сироту и калеку.
И мальчик стал подобен тени. Он и его мысли были невесомы. Когда ему разрешили вставать и когда он вместе с другими не сидел в подвале, пережидая очередной авианалёт, он бродил до ломоты в ногах по опустевшим коридорам, исследуя без особой цели каждый закуток клиники. И это занятие представляло единственный его интерес. Он продолжал жить словно по инерции, пребывая в своих фантазиях, а больница стала его надёжным крейсером, бетонными бортами рассекавшим штормовые волны человеческих жизней, стонущих под обломками разрушенных войной городов. Ни звуки громыхающих миномётов, ни огненные всполохи разрывов ракет не тревожили эти погружённые в полумрак коридоры. Он ни разу не выходил за их пределы. Только этот старик, появившийся как будто из того, доброго и светлого мира, смог вытащить его наружу.
Затаившая дыхание роща окутала их тишиной, которую никому не хотелось нарушать. Мальчик молча толкал коляску. Старик разглядывал то кроны величественных деревьев, то их огромные стволы. Наконец, он заговорил:
– Я много лет был проповедником. Потом её захватили злые и жестокие люди, которые несли в своих сердцах чёрный фанатичный страх перед Всевышним. Меня вытолкали из мечети прямо во время молитвы, хотели застрелить как собаку, но не осмелились. Шакалы. Так вот, в те трудные времена, когда обнаружили рак у моей жены, когда я остался без гроша в кармане, чтобы оплачивать её лечение, когда несчастья посыпались на меня, я часто повторял себе слова, которые раньше говорил ищущим у меня поддержки. Вот они: жизнь водит нас странными путями. Чаще она пугает нас, но что бы ни происходило – это нужно нам. Сама жизнь подталкивает нас к величию. Наша обязанность принять это и не жаловаться, что с тобой обошлись слишком жестоко. Звёзды, умирая, дают жизнь другим звёздам, и те светят нам. Так и мы, невзирая ни на что должны светить. Неважно, насколько ярок будет этот свет, важно, чтобы он был. Переживи всё это. И свети. И пусть свет твой не знает правых и неправых. Свети для всех. Не выбирая.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу