Людмила Табакова - Житейские измерения. О жизни без вранья

Невыносимая жара. И нет возможности укрыться от смертоносных лучей. Любовь, честность, совесть, вера в Бога уже горят. Что ещё бросить в огненную топку моей души? Идеалы? Я выбросил из головы Энгельса, смахнул с одного плеча Маркса, с другого – Ленина, приготовился пнуть ногой третьего, четвёртого… В моей душе их нет, и не может быть.

– В Австрии новый президент? Он имеет русские корни? Не завидую этой стране.

Моя душа стала пустыней. Я умер? Или должен жить, чтобы превратить пустыню в цветущий сад? Но чем теперь заполнять душу? Ложью, Завистью, Злобой, Враждой?

Воздух какое-то мгновение напоминает морской. Но вскоре я осознаю, что это не так. Аромат здесь особенный. Вот бы пустыне ещё и платье необыкновенное, а душе моей, раскрывшейся в одиночестве, – прекрасную мечту.

Боже, верни мне Марию! Вместе с ней мы придём к пониманию жизни.

Может, молитвы мои не доходят до неба, потому что оно от меня закрыто грязно-серым потолком? Может, слишком слабо и не уверенно звучит мой одинокий голос?

Боже!!! Верни мне Марию!!!

– Дорогие мои, Иван, Настя! Счастья вам, дети! Для вас ничего не жалко… – торжественно изрекла тёща, доставая из складок просторного хитона надёжно запечатанный конверт.

Музыка затихла. Осознавая важность очередного свадебного этапа, гости перестали жевать, невеста протянула руку за подарком, но ловкий жених конверт заполучил первым и, долго не раздумывая, вскрыл. Пуст конверт…

Последствия могли быть непредсказуемыми, но зарыдала невеста, а Иван не переносил женских слёз. Он знал, что Бог женские слезинки тщательно считает. Глубоко вздохнув, изобразив милую улыбку, подчеркнув, что невеста плачет от счастья, жених поблагодарил «маму», чмокнул в зардевшуюся щеку и объявил вслух невиданную сумму подарка.

Кто-то ахнул, кто-то ойкнул, кто-то зааплодировал, не жалея собственных ладоней… Мама выпрямилась и торжествующим взглядом обвела гостей:

– Горько!

– Горько! Горько! – подхватили гости, и молодые закусили горечь сладким поцелуем.

Как настоящий мужчина, Иван Фролов планировал отмечать в мае три важные даты: День рождения жены, День пограничника и дату приобретения нового автомобиля. Конечно, чтобы получить признание, надо бы присовокупить к ним и День рождения тёщи. Но этот праздник, как видите, изжил себя в самом начале родственных отношений.

Многое в семейной жизни Ивана устраивало. В глазах жены – безмятежная ясность, в уголках губ, как у Джоконды, улыбка прячется, походка царственная. В доме чисто – ангелы летают. Дети не пищат – накормлены. Мужа Настя и словом не обидит…

– Человек живёт для удовольствия, – шутил Иван, – поэтому мне, в дополнение к прочему, необходимо спать с женой и в жару покупать себе мороженое.

Отметить День рождения жены для Ивана – святое дело. Цветы, Шампанское, конфеты, поцелуи – всё, как полагается.

– Угощайся, Настя… Бери конфеты, бери, сколько хочешь. Хоть две…

Но плачет Настя – печаль выжала слёзы. Крохотные слезинки одну за другой она на праздничное платье роняет и трогательно так шепчет:

– Ребёночка хочу…

– Соображаешь? Зачем нам третий? Для себя надо пожить… Машину поменять… Ребёнку многое нужно. Большие расходы. Где денег взять? Кашу маслом каждый день мазать надо… – пытается урезонить её Иван.

– А мы её и без масла, – захлёбывается слезами Настя. – Иду по селу – подружки с детьми навстречу. У кого Вадим, у кого Альфред, у кого Адам. Одна я, как дура, Толика за руку тащу, а за нами Мишка бежит. Хочу… Руслана…

Слёзы уже рекой текут. Вдруг Настя шасть к компьютеру – графу «Семейное положение» в «Одноклассниках» исправлять. В миг из замужней женщины Фроловой стала свободной – Рыкалиной.

Хорошо, что Настя научила мужа понимать свои страдания.

– Виноват, виноват, Настенька… Я, дурак, эти имена детям придумал. Поправим дело. Верни, ягодка, своё семейное положение обратно… – уговаривал жену Иван, вспомнив, что Бог считает женские слёзы.

Наконец грешник получил отпущение грехов, а гордый статус «замужем за Фроловым И. И.» вернулся на место.

После ссоры так приятен мир. Постепенно слабея, враждебный дух смирился, потом окончательно утих. Ему на смену снова спешили неземные страсти.

Приближался День пограничника. Иван уважал этот праздник и принадлежностью к погранвойскам гордился. Два года на Сахалине служил. Всякое бывало. Вспоминать о службе любил и с друзьями любил накатить по случаю стопочку-другую. Поздравили его сослуживцы, зелёный берет с кокардой подарили. Правда, он маловатым оказался, но на затылок всё-таки благополучно присел.