Людмила Табакова - Житейские измерения. О жизни без вранья

– Во! Как раз! К лицу! У тебя же глаз узкий, а нос – плюский, а на затылке – блин, – смеялись мужики.

Выпили, воспоминания Фролова добросовестно выслушали. Потом завгар поднял любимую тему: у кого какая машина.

– Твою машину, Иван, менять надо. Старая она, пробег по России большой, мотор дымит, цилиндр гильзовать без толку, ходовая – ни к чёрту, да и выхлопная на замену просится. Копи на новую, друг.

Приуныл Иван. Под каждым словом завгара подписаться готов. Май заканчивается, а праздновать нечего – нет автомобиля. А что дальше? Попробуй – накопи…

Стопка за стопкой, слово – за слово. Расхрабрился Иван:

– Я, как напьюсь, мужики, никого не боюсь…

– И жены? – подлил масла в огонь слесарь Егор.

– Нет, до такой степени я ещё никогда не напивался.

Однако сдал без единого выстрела границу Иван. Он и не заметил, как напился «до такой степени». А страх всё равно остался. Проблемы казались неразрешимыми, жизнь безрадостной, мечта неосуществимой. Одним словом, отложенные надежды. Муторно на душе и в желудке. Дремлет русский ум, а жаль.

Ночь. Лежит под небом звёздным печальная голая земля… Ни травинки на ней, ни листочка на деревьях… Пограничник Иван Фролов, одинокий и несчастный, к дому еле живой тянется, по дороге смысл жизни теряет… Звёзды на него глаза таращат, на невиданное чудо с высоты взирают… «Улица, улица, ты, брат, пьяна…»

Подошёл Иван к дому – застава на замке. Дважды с верным псом Дозором обошёл вдоль забора границу: «никто не проскочит, никто не пройдёт…» Робко постучал в дверь – тишина. Сел на крыльцо, закурил. Нервничает.

Наконец дверь заскрипела и открылась. Иван успел заметить, как вглубь коридора царственной походкой удаляется Настя. Прошмыгнул он в комнату, разделся, нырнул к жене под одеяло, приняв позу №69, называемую в народе «валет», и сразу же мирно засопел.

– Ещё раз напьёшься, будет выкидыш… за дверь, с вещами… – тихонько, чтобы не будить детей, сказала жена.

Ни слова – в ответ. Тихо. Только мерно постукивали ходики на стене, да где-то за окном мяукал перепутавший месяц блудливый соседский кот.

– Ну, что, пограничник, картошку в этом году сажать собираешься? – спросила Настя утром вполне миролюбиво.

– Так холодно, Настя. Осенью посадим, озимую, – пробовал шутить Иван.

– А ты её в мундире сажай – не замёрзнет, – не сдавалась жена.

– У огорода есть ты, а у меня нет отпуска, – нарушил границу взаимопонимания Иван и, не обращая внимания на слёзы Насти, отбыл на работу.

Праздник закончился, но мужики сказали, что по этикету гулять можно неделю. Эта мысль Ивану понравилась. Так бывает. Сначала человек убивает лучшие чувства в себе, потом в окружающих. Пил, с Настей ссорился, о главном удовольствии мыслей не было, потому что он хорошо помнил о семейной примете. Если ночи до и после Дня пограничника холодные, звёздные, потому что лето где-то загуляло и в срок на работу не вышло, в феврале, ко Дню защитника Отечества, жди на «заставе» прибавление. Это в его планы не входило.

– Пил? – в очередной раз встретила тревожным вопросом Настя вернувшегося с работы мужа.

– Нет.

– Врёшь? Ну-ка, скажи быстро: «Сыворотка из-под простокваши…» – Получилось! Молодец! – Настя бросилась к нему на шею, покрывая отчаянными поцелуями давно не бритые щёки.

Что слаще радости? И вспомнил тут Иван, что человек живёт для удовольствия.

На другой день он и мороженое себе купил – день выдался жаркий, потому что лето наконец-то приступило к работе. Под солнечными лучами нежился сторожевой пёс Дозор, громче, чем обычно кукарекали петухи, кудахтали, привлекая их внимание куры, на вспаханном огороде из земли лезли черви – на рыбалку просились, Мишка и Толик во дворе тянули провода – в электрики готовились.

Как и положено, разноцветное лето сменила ярко-оранжевая осень, потом пришла элегантно-белая зима. И вот в феврале, в День защитника Отечества, у Фроловых родился будущий пограничник.

Иван, Мишка и Толик, притопывая ногами, мёрзли под окнами роддома.

– Настя, – кричал отец, сложив рупором руки. – На кого Руслан похож? На меня? Руки-ноги на месте? А зубы есть? Скажи сыну, что я ему свой берет подарю.

Настя плакала. Но это были слёзы радости, которые Бог тоже обязательно сосчитает.

День начинался, как в детском стихотворении Корнея Чуковского:

– У меня зазвонил телефон.

– Кто говорит?

– Слон…

Только говорил не Слон. Абонент был неизвестен.