Людмила Табакова - Житейские измерения. О жизни без вранья

– Я объявляю вас женихами и невестами, – равнодушно, как работник ЗАГСА пенсионного возраста, скороговоркой выдал Димка. – За вас!

Стеклянно звякнули стаканы.

– Вы поняли, что это вас ни к чему не обязывает? Дружите. Интим исключается. Понравитесь друг другу, тогда «за честной пирок, да за свадебку…» – режиссёр завершил ритуал.

Мы с Егором вели себя, как настоящие обручённые: ходили друг к другу в гости, обменивались копеечными подарками, на людях демонстрировали взаимную симпатию. Я настойчиво навязывала ему образ «кисейной барышни». На голове кудряшки, на лице томная улыбка, в одежде игра со стилем очаровательной милашки: бантики, цветочки, оборочки…

Егор в джинсах «бойфренд» представился мне в образе разбитного, весёлого парня, решительного и самостоятельного. Главное, он не собирался точь-в-точь следовать итальянским ритуалам. Пение серенады под балконом исключил и велел спешно сбросить с него символический ключ от квартиры, доставшейся мне в наследство от бабушки. Егор ночевал ночь, две, три… Я не заморачивалась идеей терять девственность в первую брачную ночь и вскоре окончательно поняла, что осталось зацепить заколкой фату, и «в замуж» готова!

К свадьбе настойчиво подталкивало общее продолжение: оно дрыгало ногами и руками, навязывало желания. То, видите ли, ему солёных огурцов хотелось, то мандаринчиков. Договориться было невозможно. Я постоянно что-нибудь жевала и даже ночью хлопала дверцей полупустого холодильника.

Уговорить Егора жениться удалось за одну минуту. Он не смог противостоять вескому аргументу соседки Палны: «Если огурцов хоцца, малец будеть, как пить дать…» Егор хотел сына.

Нарушив ритуал, предписывающий жениться осенью, замутили свадьбу летом. Зато приданое, как и положено, повезли в деревню к родителям Егора за неделю до свадьбы.

Удивительна российская топонимика! Романтическое название деревни – Голубки сулило семейное счастье. Лето. Благополучно очнувшись после черёмухового, сиреневого, вишнёвого и яблочного обморока, деревня упала в одуванчиковый.

Жёлтые цветочки на зелёном платье земли заряжаются энергией солнца, которую тут же передают людям, радуют глаз, дают надежду на счастливую жизнь. Девушки из них венки плетут, бабушки варенье варят, лекарственные сборы готовят. Пока растут одуванчики, живёт Россия!

Но во всём нужна мера. А они расползлись по косогорам, растопырились по обочинам дорог, дворам и огородам, ежедневно захватывая новые территории. Настоящее нашествие. Знают точно, что люди не потерпят захватчиков: с корнем вырвут, землёй забросают, буйствовать не позволят, но упорно растут, превращаясь в сорняки. Только от них избавятся, а одуванчики через день-два опять бабам, сидящим на скамейке у калитки, ноги ласкают.

Дома родители встретили хлебом-солью, расцеловали. Коротко тявкнув, исчез в конуре пёс с модной кличкой Жулик. Мимо пробежал, подметая пушистым хвостом двор, и спрятался, маскируясь в одуванчиках, рыжий кот Тихон. Егор меня через порог на руках перенёс. В избе комнату с высокой кроватью и двумя перинами показали. Я тут же достала из сумки с приданым и повесила на гвоздь новое полотенце. Потом мы с Егором пошли в баню, но, признаюсь, помыться забыли.

Однокурсники во главе с Диманом, не выдержав испытания ожиданием, приехали вслед за нами. Они веселились, болтались под ногами, устраивали розыгрыши. Тихона бесило: шёл по делам, а его ловили и начинали тискать. Хитрый Жулик целый день лежал в конуре и наслаждался покоем, чувствуя, что его время не пришло.

И тут появилась она, соседка баба Варя. На ногах резиновые калоши, цветастый передник на пышной юбке в горошек, на голове – белый платок. Глаза-щёлочки, когда-то синие, а теперь бесцветные, склеротический румянец на щеках, на губе пристроился единственный зуб.

– Егорушка, – жалостливо пропела она. Христом Богом прошу, прополите мой огород. Замучили одуванчики. Несудом с Гапкиного огорода лезут. Я в долгу не останусь…

– Прополем, баба Варя. Обязательно прополем, – заверил Егор, поднося стопку самогона. – Вон, рабсила без работы дохнет.

Катька кокетничала:

– Женечка, закрой глаза, открой рот…

Расслабившись, глупо улыбаясь, в предвкушении чего-то необыкновенного, Женька во всю ширину открывал рот и получал распушившийся одуванчик. Шум, писк, возня!

– Тьфу! – выразила отношение к происходящему баба Варя и пошла со двора, с трудом переваливаясь с ноги на ногу.