Ирина Ляля Нисина: Мы обречены верить

В понедельник вечером Фёдор Михалыч принёс мамину зарплату и деньги за неиспользованный отпуск. В школе сделали вид, что не знают о Машином «одиноком» положении, иначе могла Маша оказаться в профтехучилище с общежитием, спецодеждой, трёхразовым питанием и под присмотром воспитателей. Няня Аля всё так же ждала Машу из школы, варила щи и жарила картошку на обед. В целом в жизни Маши мало что изменилось, ну, может, с деньгами стало труднее. Месяца через два няне Але показалось подозрительным Машино состояние. Она устроила девочке допрос, подозревая зачастившего к ним в последнее время Машиного одноклассника. Маша краснела, бледнела, но няня Аля всё же выдавила из неё правду о том, что случилось после маминой свадьбы.

– Будь ты проклят, шайтан паршивый! – затрясла Альфия в окно сухоньким кулачком, и, как всегда в минуты сильного волнения перейдя на родной язык, она долго проклинала Машиного отчима.

– Не бойся, кызым, няня тебя не оставит, – она дрожащими руками обняла сидевшую на табуретке заплаканную Машу и прижала её растрёпанные русые косички к своему пахнущему жареной картошкой переднику. – Мы с Фёдором всё устроим. Я сама ему скажу, я уговорю его. А выродка этого пусть Аллах покарает!

В следующую субботу в закрытую на выходные амбулаторию приехал врач из военного госпиталя в Одинцово. Он обнялся с Фёдором Михалычем, глянул на бледную, испуганную Машу, пошептался с Альфиёй и стал мыть руки. Последнее, что видела Маша, – знакомый до последней трещинки, давно не беленный потолок процедурной, изученный ею за годы ожидания у мамы на работе. Няня Аля потом секретно нашептала Маше, что деток-то было двое и что они всё правильно сделали, потому как с двумя младенцами ей, Маше, пришлось бы деньги зарабатывать и семью кормить, а не в университет бегать. А Маше потом приснились маленькие дети и мама Надя. И во сне брала мама Машиных детей на руки, улыбалась им и поднимала до самого неба.

До получения паспорта оставался месяц, когда в амбулатории, где раньше работала Машина мама, освободилась ставка санитарки, и Фёдор Михалыч уговорил заведующую отдать её Маше. Работу эту желали многие, потому что работы в их посёлке почти не было, и по утрам всё работоспособное население, кроме тех, кому посчастливилось устроиться в коттеджах, гурьбой отправлялось на остановку московского автобуса. Женщины немного пообижались на фельдшера, но потом пожалели сироту «при живой-то матери!» и смирились. Маша не собиралась учиться дальше: жить не на что, какая тут учёба! Но Фёдор Михалыч и Альфия даже слышать не хотели о том, что девочка останется без профессии. Машу буквально вытолкали на экзамены, и она, к удивлению своему, прошла по конкурсу и стала студенткой. Училась Маша без особого напряжения, успевала иной день и в амбулатории убраться. В те дни, когда Маша с утра до вечера пропадала в Москве, на работу выходила Альфия. Завхоз, зная Машино сиротское положение, закрывал на нарушения глаза, и скудную зарплату Маше платили.

Мама дважды в год писала Маше из Саратова. В июле она присылала поздравительную открытку на Машин день рождения и всегда писала на обратной стороне маленькое письмо, сообщала новости. И на Новый год тоже пару строчек на открытке приписывала. Жизнь в Саратове была полна забот: родился мальчик Саша, а ещё через два года девочки-близнецы Валя и Катя. В гости Машу не звали, но мама всякий раз обещала приехать повидаться, привезти детей, чтобы Маша познакомилась с братом и сёстрами.

На последнем курсе Маша ездила в Москву каждый день, просыпаясь с петухами, чтобы успеть на первый автобус, и возвращалась домой в полной темноте. Альфия и Фёдор Иваныч ждали её с ужином, и было это для Маши привычно, потому что они давно стали одной семьёй: мама – няня Аля, папа – Фёдор Михалыч, и ребёнок Маша. Только иногда, глядя на родителей, идущих по улице с ребятёнком, восторженно подпрыгивающим и повисающим у них на руках, Маша чувствовала неудобство, как будто подсматривала за чужим счастьем.

После окончания университета Маше очень повезло, потому что работа ей подвернулась, считай, совсем рядом. По утрам Маша пробегала по новому мосту над объездной дорогой, садилась на автобус и уже через десять минут стояла перед своей аптекой. За несколько лет название аптеки менялось четыре раза, а владельцев было то ли шесть, то ли восемь. Все они приходили с новыми идеями и вначале всегда желали избавиться от старых работников и нанять молодых и прекрасных девушек с призывно блестящими губами и длинными ухоженными волосами. Вскоре новые владельцы понимали, что в аптеку люди заходят за помощью, а не поглядеть на пышущих здоровьем красавиц, да и контингент не тот, чтобы держать высокооплачиваемых моделей, умеющих красиво улыбаться и продавать косметику. Всё возвращалось на круги своя, и Маша спокойно работала до прихода следующего владельца.