Сборник - Сто дорог к истине. Сборник участников V-ого Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба»

– Мою дочку зовут Олеся. Это ее дом, когда захочет, тогда и придет.

– Как бы не в тот момент-то не пришла, – сказал Паша, смеясь совсем простодушно и без злобы. – Я в туалет зайду?

– Вон там, – показала мама.

Да что же он вздумал про себя такого! Неужели он считает, раз у меня ребенок, я кинусь на любого?

Выйдя из туалета, Паша не знал, что говорить, и продолжал искренне улыбаться.

– Суп будешь?

Паша помялся.

– Может, что-нибудь выпьем? – спросил он подсмеиваясь.

– А ты что-нибудь принес? – ликуя про себя, ответила мама.

– Неет, но я могу сбегать, – сказал он, оставаясь довольным собой.

– Давай, беги.

Мама поспешно выпроводила его. Защелкнулась дверь, и она поняла, что ни за что не впустит его больше. В углу коридора лежал Олесин портфель.

«Возвращайся к себе домой», – написала смс. Паша несколько раз позвонил – она не взяла трубку.

Зайдя на кухню, мама первым делом достала сковородку с мясом, и не перекладывая в тарелку, начала есть.

Ну, а что делать, первый сорт уже давно разобран. Но на хороших она раньше не смотрела, да и сейчас бы положа руку на сердце не взглянула, как бы здравый рассудок ни подсказывал. Так она в школе послала страшного одноклассника. А он единственный, кто ей за всю жизнь подарил украшение, не считая мужниного обручального кольца. Серебряный кулон сердечком… Так как он, никто не ухаживал и так долго не добивался. Не побоялся, на выпускном признался, стих рассказал даже. Наверно, сам сочинил. А сейчас в Москве, хорошо зарабатывает. И симпатичным стал.

Обычно воспоминания об упущенных мужчинах не вызывали большого сожаления, но не сейчас.

За просмотром очередной серии мелодрамы по кухонному телевизору бабушка, не торопясь, состряпала еще одну сковородку котлет. Олеся бегала то в зал за компьютер, то к бабушке на кухню.

– Баб, а ты во сколько лет замуж вышла? – спросила вдруг Олеся.

– За деда-то? – переспросила бабушка, будто вспоминая. – За деда, Царствие ему Небесное, я вышла, когда мне двадцать семь было, – облокотившись на подоконник, с нежностью начала рассказывать она. – Засиделась я тогда в девках… Мать моя, покойница, Царствие ей Небесное, не хотела меня отдавать, не молод ведь был он уже, да еще разведенный. В то время это ого-го! – погрозила бабушка пальцем, подумав, что сказала лишнего. – Не то что сейчас, творят, что хотят.

– Ты его любила, баб? – заинтересовалась Олеся.

– Любила, не любила, дом уже свой хотелось, очаг, – строго сказала бабушка, думая, что рано Олесе еще про любовь-то спрашивать. – А он, конечно, ухаживал хорошо, ни на шаг не отходил. Я тогда девка добротная больно была, круглолицая, и не думала, что глаз на меня кто положит. А он положил, в душу смотрел… Не на внешность смотреть надо, вот так вот.

– Жили-жили, не тужили, – вздохнула бабушка после недолгого молчания, – и прибрал его Бог, сердечко слабенькое было. Упокой душу раба Божьего, – бабушка перекрестилась и поклонилась иконе Божьей матери, стоявшей на подоконнике.

– Жизнь-то она штука тяжелая, хоть и простая проще некуда, Олесенька. Господа почитай, да мать свою люби и слушайся, – бабушка погладила ее по голове.

Надеясь еще что-нибудь интересное услышать, Олеся не торопилась идти в зал. Но казалось, заговорив о Боге, бабушка уже не вернется к прежнему разговору, не расскажет, как же именно дед ее любил. Неужели больше ничего не расскажет? Олеся хотела еще спросить, как же слушаться мать, если бабушкина мать не хотела ее выдавать замуж, но было неудобно – бабушка уже занялась вдруг обнаружившейся пылью на иконе.

Стукнула входная дверь.

– Это я, – торопливо и громко назвала себя мама.

– Мамаа! – подбежала к ней Олеся.

– Ух ты как рано! Даже не позвонила! Нагулялась уже? – вышла из кухни радостная бабушка.

– Собирайся, Олесь, – мягко скомандовала мама.

– Да посиди немного-то, поешь, котлет еще нажарила. А то только бегаешь туда-сюда.

– Мама, да, давай посидим! – подумала Олеся о том, что как раз не досмотрела мультик, и побежала в зал за компьютер.

Мама с бабушкой сели ужинать.

Накладывая котлеты, бабушка предложила добавить сметаны, но мама торопливо отказалась. «Со сметаной-то вкуснее», – пыталась уговорить. «Нет уж, спасибо», – усмехнулась мама. Бабушка, вспомнив с каким аппетитом кушала Олеся эти котлеты, с болью о чем-то непоправимом подумала, что слишком поздно уже что-то говорить. Дочь ее больше не слышит. Но чувство кровной и никем не отменяемой власти матерей над своими детьми было сильнее всяких мыслей.