Сборник - Сто дорог к истине. Сборник участников V-ого Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба»

У соседей через стенку заиграла иностранная песня. Олеся смогла понять только «love» и «my». Увлекаясь танцевальным ритмом, она застучала пальцами по матрасу, будто по клавишам фортепиано, но легче и небрежнее. Песня предвещала еще неизведанное веселье и вела в будущее, была самим будущим – загадочным и счастливым.

Готовя на кухне, мама тоже услышала эту песню сквозь звуки шипящего масла и утреннего цапанья метлы об асфальт, доносившегося из окна. И ненадолго вспомнила школьное время, когда эта песня только вышла в эфир. «Почему сейчас все не так, как она представляла?» – подумала она вскользь. Но попытка ответить на этот вопрос вызвала только прилив тоски, и мама в очередной раз сделала вывод: молодость просто обманула ее.

Мама взяла из косметички зеркальце, чтобы успеть накраситься. К тридцати годам она выглядела старее своего возраста – ее это огорчало. Разве только упругую и высокую грудь по-прежнему не покидали молодые силы. И внутри самой мамы до сих пор жила одна молодая искорка. Она разжигала огонь, когда мама нравилась мужчинам, когда ей дарили подарки и подвозили из клуба домой. Эта искорка родилась в девичестве и все еще не перегорела.

– Олесь, вставай, – поцеловала она дочку в лоб.

Олеся делала вид, что спит – мама начала злиться.

– Если не проснешься, оставлю тебя здесь! Все, – встала мама с кровати и, не колеблясь, направилась к двери.

Прикидываться спящей Олесе уже не хотелось, ведь в школу все равно бы пришлось собираться или еще хуже – оставаться дома одной. Но и просто так встать она не могла. Олеся надеялась, что мама еще раз ласково подойдет к ней, погладит по лбу и вкрадчиво и нежно попросит встать. Уже сожалея о своей игре, она будто чувствовала на себе мамину нежную руку и теплый поцелуй.

– Ты портфель собрала? – крикнула мама из кухни.

Олеся нечаянно ответила «да» и обрадовалась, что нехотя обнаружила себя.

– Проснулась, наконец, – зашла мама в комнату. – Одевайся быстрее и блины кушать.

На обеденном столе осталась лежать мамина косметика. Прозрачный мешочек, заляпанный кое-где фиолетовыми тенями и черточками туши. Силуэты волшебных тюбиков с английскими буквами приковали Олесин взгляд. Хорошо бы сегодня после школы попробовать все это до маминого прихода.

– Посмотрим сегодня, что у тебя по русскому будет за четверть, – сказала мама, будто по привычке, и вспомнила, что вечером нужно пораньше уйти с работы и отвезти ребенка к бабушке. Еще успеть собраться – в семь подъедет Паша.

У Олеси опустилось сердце, она знала, что у нее будет три. Свернутый в трубочку блин стал каким-то чужим, словно это не ее вовсе блин, а другой девочки, а она, Олеся, не имеет права макать его в сгущенку и есть.

Закончился последний учебный день. По русскому поставили три. Олеся на другое и не надеялась, разве только самую малость. Вернувшись домой и сбросив грузный портфель в коридор, она начала, торопясь, искать место, куда можно было бы спрятать дневник.

Взывая к летней неге и беспечности, сквозь оконное стекло проникли толстые весенние лучи. Олеся присела. На обеденном столе продолжала лежать мамина косметичка. На мгновение стало даже легко и весело, словно тройки и не было. Олеся давно хотела попробовать намазаться тушью. Взяв мамино зеркальце, она провела толстой чернявой кисточкой по ресницам, но тут же задела глаз и закрутила тушь обратно. Еще рано. Настоящая жизнь еще впереди. Когда она станет старшеклассницей, а мама начнет покупать ей лифчики и туфли на каблуках, а в школу разрешит ходить с распущенными волосами.

В коридоре послышались шаги. Олеся быстро положила косметичку на место.

– Олесь, сейчас кушать и к бабушке, – сказала мама с порога.

У бабушки всегда полный вкусностей холодильник и свободный компьютер, на котором можно сколько угодно смотреть мультики. От радостной новости Олеся забыла про дневник.

Посмотрев на дочкины туфли, мама вспомнила, что забыла купить Олесе сандалии, чтобы одевать их с носками. Бабушка сейчас точно начнет ворчать… Мама недовольно вздохнула.

Бабушке шел уже седьмой десяток. Она продолжала работать на вокзальной кассе, хоть и брала уже только половину смены. От долгого сидения поясница ныла так, что ее потом невозможно было размять, да и пошатывало иногда от усталости по дороге до дома.

Когда пришли Олеся с мамой, бабушка хозяйничала на кухне.

– Это мы, – зашла мама в квартиру.

– Ага, проходите, – сказала бабушка, переворачивая котлеты. – Надолго ли теперь? – спросила бессильным голосом.