Сборник - Сто дорог к истине. Сборник участников V-ого Всероссийского фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба»

– До завтра. Я пораньше зайду, – ответила мама, торопясь уйти и уже целуя Олесю на прощание.

Бабушка слегка покачала головой, мол, знаю я, как ты пораньше зайдешь, прогуляешь до утра, проспишь до обеда и придешь к вечеру, если не на следующий день. Ребенок каждые выходные у бабки, матери не видит и домой идти не хочет. Да разве такое возможно, чтобы ребенок к матери родной не хотел домой идти?

– Покормила хоть?

– Она ничего не съела почти, пару ложек супа только.

Олеся, нахмурившись, замычала «нее», но больше для вида, так как кушать уже хотелось.

– Пошла я.

– Давай, давай, – уже в закрытую дверь сказала бабушка. – А мы с тобой обедать будем, – обратилась она к внучке.

Олеся долго стояла в ванной и намыливала руки новым, только развернутым бабушкой, хозяйственным мылом, смотря на себя в не заляпанное, как у них, засохшими каплями зеркало.

Бабушка намазала на котлету сметану. То ли от голода, то ли сметана действительно делала мясо вкуснее, но Олеся подумала, что теперь будет просить маму готовить именно так.

– Как в школе дела?

У Олеси все опустилось. У нее же тройка по русскому! Где она оставила дневник?! Она же его не успела спрятать… Он остался на столе – мама его найдет.

– Нормально, – попыталась непринужденно ответить Олеся.

«Несчастный ребенок, – подумала бабушка, – с утра встает, учится. Так еще дома мать не кормит и по мужикам чужим бегает. Неужто мы так раньше жили, дед? – переведя взгляд на портрет умершего мужа, стоявший рядом с иконами, думала бабушка. – За что мне одной на Настькины несчастья смотреть?»

Олеся привыкла, что бабушка часто молча разговаривала с дедовым портретом, и в такие моменты старалась не смотреть в ее сторону, как будто бабушка делала это тайком от нее.

«Подрастет немного Олеська, и мне к тебе уж можно будет на покой», – обдумав еще что-то, прошептала бабушка.

Мама едва успела собраться. Приготовила мясо, приняла душ, еще раз накрасилась и сменила постельное белье. Обвела взглядом давно немытый пол – «много чести будет», и не стала убирать. На столе в прихожей лежал Олесин дневник.

«Ну-ка, ну-ка, неужели ей четыре все-таки поставили, раз она на виду его оставила», – подумала мама, открывая его. Но там стояла тройка.

«Значит, оставила, чтобы я узнала без ее присутствия. Но так, может, даже умнее. Я в детстве обычно прятала». В этот момент мама ясно вспомнила один вечер. Хотя и не могла точно сказать, связан ли он был с тем, что она прятала дневник или нет. Сколько ей было? Может, шесть, а может, восемь. Было холодно, вечер, вокруг – ни души, только она и бабушка возвращались откуда-то домой. Мама была обиженная и поэтому плелась сзади. Бабушка не оборачивалась, и, уязвленная ее твердостью, мама вдруг остановилась. Бабушка продолжала идти – завернула за пятиэтажку и скрылась из вида. Испуганная мама, уже забывшая обиду, побежала за ней вслед. Она хотела закричать на всю улицу: «Мама», но, завернув за тот же дом, узнала впереди ее силуэт. Бабушка продолжала идти в том же темпе. Мама тихим, но быстрым шагом, чтобы бабушка не заметила ее отставания, приблизилась, не доходя, как и прежде, пары шагов. А затем и совсем поравнялась. Так они и дошли до дома, не обмолвившись ни единым словом.

И только сейчас мама вдруг так ясно осознала, что, сворачивая за дом, бабушка знала, что она не идёт за ней.

Паша приехал с пустыми руками. Мама встретила его с едва скрываемым недоумением. Он это заметил, но сам продолжал широко улыбаться.

– Привет, сладкая, – притянул он ее за талию.

«Да ты, я смотрю, уверен в себе», – подумала мама, слегка отстраняясь.

Возле порога лежали тапки, оставшиеся от мужа. Она специально достала их для Паши, но сейчас обуть не предложила и прошла в комнату. Сев на кресло, она начала рассматривать себя в зеркало, висевшее на стене напротив. Мама была в однотонном синем платье без лишних деталей, которое, несмотря на это, очень выигрышно облегало фигуру, а капроновые колготки хорошо сужали ляжки. Закинув ногу на ногу, она присела на стул так, чтобы побольше оголить ногу из-под платья.

«Посмотрим, что ты будешь делать», – злорадно подумала она.

– Девчонка-то не придет? – разуваясь, спросил Паша.

Мама сначала не поняла, про какую девчонку он говорит. Но заметив, что он смотрит на Олесин портфель, оставленный в коридоре, догадалась. Она итак чувствовала себя униженной из-за того, что постаралась, приготовила мясо, купила дорогой торт, а он пришел с ней переспать, даже не удостоившись купить цветы или бутылку. А теперь еще позволяет себе ее дочь называть девчонкой.